– Слушай и запоминай. Всё, что тебе тогда в твоей "церкви" предсказали, мы здесь вчетвером отменяем! Всё! Властью, данной нам, отменяем конец света! Тебе этого достаточно.

Кирилл вспомнил евангельский вопрос фарисеев:

"Кто дал Тебе это право и какой властью Ты это делаешь?"

Но вопрос-то был именно – фарисейский. Христос знал, какой властью. И ещё знал: "Дела, которые Я творю, и они сотворят, и больше сих сотворят". Кто "они"? Христиане! Мы! Бывают такие исключительные ситуации, когда не место и не время разыгрывать псевдо-смирение. Просто: властью, данной нам, отменяем ложь!

Вера осталась у них в каюте. Как-то она сразу присмирела: похоже, всеобщее внимание для такой болезненно-демонстративной особы было – именно то, что надо.

– Ладно, я хоть кому-то в жизни ещё нужна! – всхлипнула она. – Хоть кто-то в мире не хочет, чтоб я сдохла.

Волна в очередной раз шмякнула в стекло, и Вера вздрогнула.

– Теперь я под воду смотреть не могу, – призналась она.

– И не смотри.

– Мне всё кажется, там мертвецы сидят… и меня хотят…

– Не думай про них!

– Они сами думаются. Я знаю: они умеют сами думаться… когда ты этого не хочешь. Ты не хочешь – а они хотят. Они за тебя думают.

И вдруг закончила:

– …Потому что они все всегда хотят, чтоб мы стали – как они.

– Да… – невольно подтвердил Кирилл со знанием дела, не в силах с этим спорить.

– И тогда мы станем их добычей. Совсем!.. как те дохлые рыбы в том шлюзе – для чаек. Потому что мы же можем! мы же ещё как можем стать полностью как они – полностью! кроме… только слабее! А над слабыми они…

Потом вдруг добавила:

– Я думала, это не вы! Там, на палубе думала – не вы…

– Как это так не мы? А кто ж тогда? – удивился Ромка.

– Я думала, всё поменялось, и вы – уже не вы, и… никого нет. Вообще никого.

– А как же ты всё-таки узнала, что это мы?

Она пожала плечами и попыталась улыбнуться.

– Значит, не всё поменялось? – предположила Марина.

– Выходит, не всё! – Вера даже почти обрадовалась.

Только что было "никого нет", и вот – "я есть". Да – есть: как тут не замрёшь от потрясения. "Я есть, ты есть… я – живая! ты – живой!"

Ад не властен над живыми, он – страна мертвых, а Бог – не Бог мёртвых, но Бог живых. Мы живые, только когда кто-то может сказать про нас, что мы – есть. Когда кто-то нас узнает. В аду все разобщены и неузнаваемы. "Лица без лиц".

Узнать - значит, помянуть: "Помяни мя, Господи, во Царствии Твоём".

И наоборот: "… не знаю вас, отойдите от Меня, все делающие беззаконие".

Всё просто: знать можно только живых!

8. Царство живых

Но сами в себе имели приговор к смерти для того,

чтобы надеяться не на самих себя,

но на Бога, воскрешающего мёртвых.

2 Кор. 1, 9

Итак, сыны свободны.

Но чтобы нам не соблазнять их,

пойди на море, брось уду и первую рыбу,

которая попадётся, возьми; и открой у ней рот,

найдёшь статир, возьми его и

отдай им за Меня и за себя.

Мф. 17, 26-27

Вера уснула в их каюте.

– А ты чего такой счастливый? – тихо спросила Марина.

– Да он теперь не боится, что мы умрём по отдельности, – объяснил Кирилл за Рому.

– Ну, типа того, – подтвердил Ромка.

– А-а, ну тогда всё понятно.

И впрямь, чего ж тут ещё не понять?

Ромка умирал часто. Уже постоял одной ногой на том свете – вернулся-протиснулся и как-то даже ногу успел за собой вытащить, в отличие от Данила. "Мам, я живой!" Ну и что же? Неужели спаслись тогда в автобусе только для того, чтоб на следующий год утонуть на теплоходе!? Или Ромка тогда так весело махал, что он живой, чтоб потом умереть не одному?

– У нас просто какая-то вредная привычка попадать в дорожные переделки! – весело проворчал он.

– Да! – поддержал Кирилл. – Как в наполеоновской армии был такой особо храбрый генерал Жан Рапп: за всё время его, кажется, больше 20 раз ранило. И когда в очередной раз – под Бородином, – его принесли сразу с пятью ранами, Наполеон проворчал: "Опять ранен?". Он ответил: "Виноват, ваше величество, дурная привычка".

Все засмеялись. Из четверых, кроме Саши, все в своё время были ранены – так что знали по себе, о чём речь. Делили тайну на троих.

– Непутёвые мы – вообще, жуть! зря ты с нами связался! – сказал Ромка Саше.

– Почему это?

– Ну, вот видишь: нет же пути – непутёвые! Точнее, путь-то есть, только вечно на нём что-то происходит.

– Тогда, наоборот вы – перепутёвые! Я понял: ваши пути – это такая классная игра!

– А в чём её смысл?

– Вы-играть! – придуряясь, ответил Саша.

– Да ка-ак?

– Ну-у, пройти все клетки на карте и стать ферзями.

– Это ж тебе не шахматы.

– Ну, значит, не ферзями там, а… царями, что ли!

– Королями?

– Не, лучше царями!

– Значит, теперь мы уж точно все – цари, – сделал вывод Ромка. – После всего-то, что было. И едем в Москву на коронацию!

– А я – в первую очередь! – ехидно ввернул Санька.

– Да, ты – в первую очередь, – охотно согласилась Марина. – Ты у нас сегодня главный герой дня.

– Вернее, ночи, – уточнил Ромка.

– А где то-орт!? герою и царю!

– Вон торт… самый большой в мире! со взбитыми сливками из пены, – показал за стекло Ромка.

Заплёванный ливнем иллюминатор белел в свете молний, как зимнее окно – замёрзшее, заиндевевшее, играющее тысячами искр. Свет через каждую секунду белой метелью сметал весь мир и волной ударял в стекло, оставляя за собой лишь ядерную зиму. Всё сгорало, обращаясь одновременно в пепел и снег.

– А я уж на самом деле чё-то есть захотел! – сказал Саша. – У меня уже желудок, как телефон на вибрации. Мне на него давно кто-то звонит.

– Ну, значит, всё в порядке. Значит, мы живы. Про воскресшую дочь Иаира Христос первым делом что сказал?

– Чтобы дали ей есть! – продекламировал Ромка.

– Не знаю, о какой дочери вы – но пусть бы Он обо мне это тоже сказал. Не только дочерей – сыновей тоже кормить надо!

За несколько часов можно узнать друг друга лучше, чем за годы, если эти часы – такие.

– Если б это был конец света, нам было бы страшно. А нам, наоборот, прикольно, –