тот первым "открыл" берег в иллюминатор, то Ромка должен первым увидеть всю панораму на свежем воздухе. Один – Колумб, другой – Америго Веспуччи.

Все вчетвером (Веру будить не стали) начали подниматься на главную палубу, и ещё из салона увидели…

Далёкий берег казался фантастическим и жутковатым садом, на котором росли молнии. "Молнии – это деревья, а шаровые молнии – это плоды с них", – сказал Рома. Но именно благодаря их свету, их густоте и непрерывности, его отчётливую полоску было трудно с чем-либо перепутать. Берег Обетованный приближался. Штромовой простор впервые обретал зримый предел. По силе впечатления это было сравнимо с видом отступления врага после долгой, страшной битвы, в которой он чуть было не победил.

Только сейчас, при этом зрелище, стало понятно, что чувствовал Колумб при знаменитом крике "Земля!" после долгого плаванья… нет, даже, скорее, Ной, когда Ковчег наконец-то прибило к Арарату. Пусть ещё кругом – молнии, пусть ещё много-много воды, но за этим "много-много" – Земля и она приближается. И от неё как-то сразу светлее стало.

Всюду ещё чёрные облака, но на окраине неба уже чуть отодрали траурные обои – там слабо мерцала рвано-слоистая предрассветная полоса. Начинался ремонт мира. Из тучи вывалилось что-то инородное, что-то из смутного "зелёного золота", и эта живая зелень лапчато отразилась в бурной воде. Теперь слабеющие молнии по краям казались лишь мишурой.

Кирилл вспомнил, что кажется, давным давно уже видел этот "кадр"… во сне? Он был – очень знакомый.

"Ёлка, – подумал он. – Опять зажглась новогодняя ёлка". В небе зажгли новогоднюю ель.

Мерцающая дорога-ёлка вела по свинцово-серой воде в узкий тихий пролив, где всякий штром кончался. Окно в небе превращалось в отверстую дверь. Море – в её порог.

Кирилл обернулся и увидел в сумраке над трапом, как кошачьи глаза, светящиеся электронные часы. Они показывали своей немигающей зеленью… 3.30!

Да! Столько часов жизни в состоянии обмана! Древние "ходики" Кирилла остановились ещё вчера; вечером он ни разу не поглядел на них – не до того было… потому-то, разумеется, и забыл завести. Телефон тоже, как назло, в ту ночь разрядился, и он забыл поставить его на зарядку. Про настенные же часы в салоне от растерянности и забыл, что они с самого начала плаванья в любое время дня и ночи упорно показывали шесть.

Психологически ошибку легко объяснить и ещё одним "фокусом": потерей чувства времени спящим человеком. Кириллу тогда казалось, он спал очень долго и глубоко. Поверить, что задремав поздно вечером, он проснулся от грохота и качки около полуночи, было сложно. Вот что делает с человеком гром, когда внезапно разбудит его среди ночи…

– Да уж! Никогда не путайте вечер с утром, мой вам совет! – хмыкнул Кирилл, непонятно к кому обращаясь.

А маяк у входа в "горло" Волги уже вовсю мерцал сквозь молнии электронным обозначением спасения, как те же часы, только показывающие не Время, а Пространство.

Буря завершалась перед этим знаком препинания. Прежде ярко-белая водная позёмка неслась по сугробам волн, разметая их и вновь заметая. И вот сейчас порывы летней грозовой вьюги как-то на глазах становились всё менее яростными, всё более усталыми. Призраки перестали с воплями бегать друг за другом над водой, а поплелись охрипшие и избитые. Вспышки молний, как светомузыка, заметно поредели – кульминация увертюры, видно, осталась позади. Оркестр, оглохнув сам от себя, лениво и лишь для проформы доигрывал оставшуюся часть. Флаг хлопал уже не так оглушительно – цирковое представление завершалось. Складывалось впечатление, что оно было дано специально только на время пути по Рыбинскому "морю". А теперь переход через Красное море состоялся. Фараону так и не удалось никого увлечь за собой.

– Ну… видимо, конец света накрылся, – прокомментировал Кирилл. – Правильно Марина его отменила!

– Да, блин. Не только мир не перевернулся, но даже мы не утопли! – чуть разочарованно констатировал Саша.

На этот раз утро наступило уже по-настоящему. И Волга за маяком потянулась тоже настоящая, не фараоновская – со строгим руслом. Вверху, наоборот, тяжёлые берега туч на глазах разошлись от фарватера, отползли за горизонт – и огромное водохранилище неба с бакенами предрассветных звёзд расчистилось полностью, во всю ширь.

Мальчишки ушли спать – впрочем, очень возбуждённые пережитыми приключениями. Как после салюта 9 мая. Кирилл всё ещё не мог придти в себя от радости. Вот что значит хоть на несколько минут пережить… второй конец света в жизни.

Берега радовали своей близостью. Своей зрительной осязаемостью. То была – Земля. Самая настоящая планета Земля, как осознал однажды Экзюпери – тоже после очередной смертельной опасности.

Вода настолько успокоилась, что звёзды явственно отражались возле самого корабля, плыли рядом метёлками-пёрышками. Приятно было слышать после недавнего грохота, как еле шелестит, словно переворачивая страницы, ленивая волна от теплохода. "Слышу я тишину, что молчит в тишине"…(1) Слышно, как с верхней палубы шмякаются на перила нижней тяжёлые капли. Несколько штук упало на голову. Они казались тёплыми. Кирилл выспался. Это странно! В сон совсем не тянуло. Просто хотелось смотреть, стоять, наблюдать. Ничего не делать – упаси Боже чего-то делать! Только стоять и смотреть. Ни о чём не думать. Не спугнуть это удивительное созерцание! Только б не спугнуть. Чтобы этот предрассветный час не кончался никогда.

Деревья по берегам серовато лоснились в полутьме. Небо, как раковина, висело над ними, обрисовав все силуэты. Бледная и таинственная лента Волги загадочно прорезала клубы последней темноты по берегам и уходила куда-то к дальнему загадочному истоку. Корабль и отражения деревьев висели без всякой опоры между небом и водой. Некоторые гиганты лежали, опрокинутые бурей. Бакены за каждым поворотом приветствовали корабль мерцанием: странные зрители на беззвучном ночном концерте сигналили зажигалками, что песня им понравилась.

А иногда казалось, что огоньки хотят нам непременно сообщить о чём-то очень важном. Но незнание их языка мешало их понять. Тогда Кирилл опять переводил взгляд на бакены верхние. Отмель полусвета на глубоком круглом небе, как широкая стрелка на циферблате, тихо и незаметно перемещалась по северной дуге горизонта. Потом Кирилл как-то взглянул на свои вновь заведённые часы и ему пришло в голову, что мы плывём под часами – не только сейчас, а всю жизнь, – а они нам указывают… Постоянно указывают "знамения времён".

Так во-от что значит постоянно готовиться к концу! И ни капельки мрачного в этом нет. Жить так, как если б каждый день и для тебя, и для мира был последним.

Именно конечность определяет смысл всего. "Определить" жизнь – и значит, положить ей земной предел.