Из этой мысли о неизбежности разрыва с Австрией вытекала вся его политика. Не было человека, более проникнутого реализмом и менее подчиненного предрассудкам, чем Бисмарк. Недостаток воображения и предприимчивости компенсировались в Бисмарке огромной хитростью, осторожностью и здравым смыслом. На договоры он смотрел как на временные комбинации и считал их истекшими, как только из них оказывалась извлеченной вся возможная выгода.

Очутившись у власти, он открыто заявил австрийскому посланнику: «Отношения между Пруссией и Австрией должны измениться к лучшему или к худшему; мы желаем первого решения вопроса, но должны готовиться и ко второму».

Австрийский император 17 августа 1863 г. созвал германских государей на конгресс во Франкфурте, чтобы утвердить план реформирования Германского союза и создать исполнительную директорию из монархов шести крупнейших немецких государств. Собрание было блестящим. Франц Иосиф неожиданно обнаружил настоящий талант председателя. Ему удачно ассистировал саксонский король, руководивший большинством прочих правителей. Настойчиво приглашаемый во Франкфурт прусский король колебался, рыдал, но, по настоянию Бисмарка, все-таки не поехал на конгресс, а его отсутствие лишало резолюции франкфуртского съезда всякого значения[128].

Бисмарк отнесся к этой затее совершенно хладнокровно, а пока его противники гнались за призраками, он старался обеспечить себе поддержку России. В начале 1863 г. в русской Польше вспыхнуло восстание и Петербург нуждался в прусской поддержке. Для осуществления своих планов Бисмарк, со своей стороны, также нуждался в благожелательном отношении парижского и петербургского кабинетов. Но дипломатическое сближение этих дворов способно было парализовать его проекты. Союзные Франция и Россия не нуждались бы в Пруссии и не имели бы оснований допустить ее усиление. В то время как Наполеон III дал себя увлечь в переговоры с Австрией и Англией, которые встревожили Петербург, Бисмарк пошел навстречу желаниям царя и предложил ему помощь, за что Александр II был чрезвычайно признателен.

Таким образом, к концу 1863 г. политическое положение в Европе благоприятствовало курсу Бисмарка. Австрия, обескураженная неудачей Франкфуртского конгресса, была напугана пропольскими декларациями парижского кабинета. Франция восстановила против себя Россию, а сама негодовала на Англию за ее уклончивое поведение. Пруссия завоевала симпатии царя, тогда как в лагере ее противников был разброд. Смерть датского короля Фридриха VII в 1863 г. дала Пруссии удобный предлог для начала действий.

Датская война

Когда в ноябре 1863 г. датский король Христиан IX официально включил в состав своего государства Шлезвиг, Германия ответила всплеском патриотизма. Общественность и ландтаги шумно потребовали начать национальную войну против Дании. Но они совершенно не принимали в расчет международную обстановку, обнаружив поразительную политическую близорукость. Напротив, Бисмарк учитывал все обстоятельства и соотношение сил весьма тщательно.

История богата парадоксами. Именно либеральное национальное движение, преисполненное ненавистью к политике Бисмарка, способствовало ее успеху. Ничто не помешало бы планам Бисмарка больше, чем союз с немецким национальным движением, которого опасались во всех европейских столицах. Бисмарку был необходим такой конфликт, чтобы за его кулисами скрыть свои истинные намерения и дождаться удобного момента для начала активных действий. Чуждый всяким национальным эмоциям, он открыто признал легитимность прав датского короля на Шлезвиг-Гольштейн, что успокоило Лондон, Париж и Петербург. В то же самое время Бисмарк уже готовил нападение на Данию, поскольку полное включение Шлезвига в Датское королевство нарушало давнюю и общепризнанную автономию этого герцогства.

Строго говоря, различия между требованиями национального движения и обеими германскими державами, которые, к общему удивлению, совместно начали войну против Дании, носили в основном формально-правовой характер. Но либералы не без основания опасались того, что произошло.

В январе 1864 г. австро-прусские войска вошли в Ютландию, прорвали 18 апреля сильные дюппельские укрепления и одержали победу еще в нескольких кровопролитных сражениях. В октябре побежденная Дания запросила мира. По Венскому договору 30 октября 1864 г., она уступила победителям оба герцогства и маленькое герцогство Лауэнбург между Гольштейном и Мекленбургом. Но Шлезвиг и Гольштейн не стали новыми членами Германского союза, чего ожидали либералы, а без лишних церемоний были, по сути, аннексированы победителями при формальной видимости временного совместного управления этими территориями.

Теперь и многие деятели либерализма осознали, что казавшаяся консервативной и даже беспринципной политика Бисмарка явно добилась успеха, в отличие от постоянных неудач национально-либерального лагеря. Справедливыми оказались слова Бисмарка, сказанные им еще в сентябре 1862 г. в речи перед оторопевшими депутатами ландтага: «Великие вопросы времени решаются не речами и постановлениями большинства — это было ошибкой 1848 и 1849 гг., а железом и кровью».

Первый шаг Бисмарком был сделан. Либеральное движение оказалось крикливым, но практически бессильным. Теперь пришло время, которого давно ожидал Бисмарк, — время окончательного установления прусской гегемонии в Германии и вытеснения из нее Австрии. Это было исполнением того курса прусской политики, который начался еще в 1740 г. вторжением Фридриха Великого в Силезию. Установившееся после революции неустойчивое равновесие между Австрией и Пруссией не могло скрыть их постоянного соперничества. Между ними находились средние и мелкие государства «третьей Германии», которые надеялись сохранить свою суверенность и укрепить федеративный союз политикой лавирования между Берлином и Веной.

Датская война изменила положение в центре Европы. Ни одна из великих держав не заявила протеста. Впрочем, это определила не только умелая тактика Бисмарка, но, пожалуй, еще больше — Крымская война, которая уничтожила прежний европейский порядок. Россия и Англия вступили в период глубокой вражды, и их совместные действия были невозможны. История на несколько лет приоткрыла для Германии дверь, в которую очертя голову ринулся Бисмарк.

Отношения между Берлином и Веной после заключения Венского договора нельзя было назвать хорошими. Бисмарк, который ни за что не хотел отказаться от герцогств, ожидал сопротивления со стороны Австрии и, не отвергая мысли о соглашении, в глубине души не желал примирения.

Король следовал за своими советниками не без некоторого опасения. Бисмарк сближался с Францией и заигрывал с Италией. Эти союзы казались прусскому государю подозрительными и не нравились ему. Ставка была слишком серьезная, результат игры казался сомнительным, а шлезвигская кампания не предвещала особых успехов в будущем. Во время датской войны австрийские войска проявили себя очень хорошо, а прусские генералы совершили ряд ошибок, чуть было не сорвавших разработанные Мольтке планы. Со своей стороны, Бисмарк далеко не был уверен в Наполеоне III.

Поэтому когда Австрия, внимание которой было тогда целиком поглощено внутренними преобразованиями и которая прежде, чем разрешить свой спор с Пруссией, хотела примириться с венграми и предложила Пруссии компромиссное соглашение, та охотно приняла это предложение. Гаштейнская конвенция 14 августа 1865 г., по словам прусского короля, была «победой, не стоившей ни одной капли крови».