со Шварценбергом, который поехал в Ольмюц против своей воли, по желанию Франца-Иосифа. Посол Фридриха Вильгельма находился в крайне невыгодном положении, и продиктованные ему условия нельзя было назвать достойными. Пруссия должна была оставить на произвол судьбы немецкий Гольштейн и отвести свою армию. В награду за эти уступки ей было обещано созвать в Дрездене конференцию, которая займется обсуждением союзной реформы.

Ольмюцкое соглашение вызвало в Пруссии взрыв яростного негодования. Повсюду говорили о новой Иене (т. е. напоминали о позорном поражении прусской армии от французов в октябре 1806 г.). Однако юнкерство быстро примирилось с этой неудачей, закреплявшей поражение революции. «Прусская армия, — отвечал Бисмарк ораторам, нападавшим на Ольмюцкий договор, — не нуждается в том, чтобы представить новые доказательства своего мужества. Честь Пруссии, я глубоко в этом убежден, вовсе не требует, чтобы она сыграла в Германии роль Дон-Кихота»[121]. Что же касается короля, то он был чрезвычайно доволен возобновлением дружественных отношений с венским двором. Пруссия, вынужденная отказаться от своих планов, избежала катастрофы и осталась достаточно могущественной для того, чтобы внушать уважение своим врагам. Мелкие государи, настроенные против Шварценберга, которого они упрекали в том, что он помешал им удовлетворить жажду мести, вернулись к своей прежней политике золотой середины и стремились главным образом к установлению обеспечивавшего их независимость равновесия между обеими державами.

На Дрезденской конференции 23 декабря 1850 г. они сгруппировались вокруг прусского делегата, генерала Густава Альвенслебена, который требовал возвращения к условиям прежнего союза. Шварценберг предлагал создать исполнительную директорию с широкими полномочиями, в которой Австрия уверенно рассчитывала на большинство. Он хотел, чтобы в союз были допущены все провинции австрийской монархии. Таким образом, в случае нападения со стороны какой-нибудь иностранной державы, Австрия была бы поддержана Германией. Мантейфель отнесся с недоверием к этим предложениям. По его словам, Пруссия была готова согласиться на такую реформу лишь в том случае, если ей будет предоставлено равноправное с Австрией президентство в бундестаге. Шварценберг должен был признать, что ему не удается убедить большинство, и с грустью закрыл конференцию. Все попытки объединения разбились о невозможность примирения соперничающих честолюбивых стремлений, а также о партикуляристские тенденции государей.

Австрия старалась взять реванш в другой области. Срок Таможенного союза истекал 1 января 1854 г., и венский кабинет хотел помешать его возобновлению. В ожидании внутренних преобразований, которые впоследствии должны были позволить Австрии вступить в Таможенный союз, австрийское правительство выразило желание заключить с ним торговый договор, сводившийся к тому, что впредь тарифные ставки могли изменяться только по соглашению обеих сторон. Это было равносильно лишению Пруссии той гегемонии, которой она до тех пор обладала в союзе, причем в этом вопросе Шварценберг имел на своей стороне второстепенные немецкие государства. Но Пруссия искусно расстроила план Шварценберга. Она заключила договор о налоговом союзе с Ганновером, Ольденбургом и Шаумбург-Липпе, который обеспечивал свободное сообщение между обеими частями прусского королевства. Южногерманские государства метали громы и молнии, созывали одну конференцию задругой и угрожали соединиться с Австрией, которая предлагала им заключить таможенный союз.

Пруссия хладнокровно отнеслась к этой буре. Роспуск Таможенного союза грозил подорвать бюджеты всех мелких государей. Они требовали от Австрии гарантии тех доходов, которые рисковали потерять, а так как для Австрии эта гарантия могла обойтись в 50 млн. франков, то она отступила перед перспективой такого расхода. Пруссия, благодаря договору с Ганновером, держала в своих руках устья больших германских рек и северные и северо-восточные торговые пути, так что государства Центральной Германии целиком находились в ее власти.

Вся ловкость и энергия Шварценберга ничего не могли поделать с этими соображениями. После его скоропостижной смерти 5 апреля 1852 г. его преемник на посту министра иностранных дел граф Карл Буоль-Шауэнштейн счел благоразумным прекратить этот спор, в котором он не мог рассчитывать на победу, а 8 апреля 1853 г. Таможенный союз был возобновлен на 12 лет. Унижение, которое пришлось испытать Пруссии, не погасило ее веры в свое будущее, а оставило только жгучее желание реванша. Вместе с тем выяснилась необходимость военной реформы, которая должна была подготовить страну к решительной войне. Со своей стороны либеральные сторонники национального единства убедились, что без союза с Пруссией они бессильны, а для заключения этого союза они готовы были согласиться на какие угодно условия.

Восстановленный бундестаг немедленно с жаром принялся за истребление всех следов революции. 23 августа 1851 г. он отменил «основные права» немцев и пригласил «правительства безотлагательно принять необходимые меры для устранения из действующего законодательства тех постановлений, которые не согласны с союзными законами или противоречат цели союза»[122]. Повсюду были отменены новые конституции, введена цензура прессы, крайне ограничено право на создание союзов, а правительственное давление повсеместно обеспечило избрание послушного парламентского большинства. Для борьбы с духом времени правительства обратились к содействию церкви, заключили конкордаты с Римской курией, в пользу которой отказывались от всех прав светского государства, и начали поддерживать нетерпимую ортодоксию. Эти репрессивные меры показали, какой страх охватил монархические правительства.

Хозяйство и общество

В 50–60-е годы в германских государствах в полную силу развернулся промышленный переворот. Объем промышленной продукции за 50-е гг. увеличился более чем вдвое. При этом производство средств производства обгоняло производство средств потребления. За десятилетие после революции Германия превратилась из сельскохозяйственной в промышленную страну, хотя сельское население все еще значительно преобладало. Не только в Пруссии, но и во всех государствах Германского союза торговцы и промышленники активно использовали благоприятную хозяйственную конъюнктуру, возникшую после окончания экономического кризиса 1847–1848 гг. Повсюду строились и вступали в действие новые предприятия, увеличивалось число рабочих. В нач. 60-х гг. в Германии уже насчитывалось более миллиона рабочих. Рейнская область, Саксония, Силезия, Берлин стали подлинными индустриальными центрами. Берлин превратился в шумный центр германского машиностроения. Ландшафты Рейнской Пруссии и Вестфалии напоминали британские графства Ланкашир и Йоркшир. Быстро расширялась добыча угля, руды, увеличивалась выплавка металлов, росло число машин и двигателей. В 1861 г. в Германии действовало почти в шесть раз больше паровых двигателей, чем в 1846 г. В 1850 г. их мощность равнялась 0,26 млн. л. с., а в 1870 г. — уже 2,48 млн. л. с., что далеко опережало соответствующие показатели Франции[123].

С ростом производства железа, стали, машиностроения более чем в 2,5 раза возросло число рабочих, занятых в этих отраслях промышленности. На металлургических заводах Круппа их число выросло со 122 тыс. в 1845 г. до 16 тыс. в 1870 г. С 1850 по 1870 г. протяженность железных дорог только в одной Пруссии увеличилась почти втрое — с 3869 до 11 523 км. Значительно расширилась внутренняя и внешняя торговля.

Экономический подъем, выдвинувший Германию в ряд развитых