А из уцелевших было много тяжелораненых, которые останутся инвалидами без супердорогих восстановительных средств.

«Значит, эти средства после победы надо найти», – подумал Максим.

Здесь же лежали вернувшиеся из последней атаки на даун-таун. Из пехоты батальонной тактической группы, собранной по добровольному принципу, то есть из самых идейных, воюющих не за страх и не за паек, вернулся только один человек из трех. И вернувшихся без ранений можно было пересчитать по пальцам.

Рихтер видел внутренности лежащего в беспамятстве человека, у которого был вспорот живот, явно не скальпелем хирурга. Он был обколот обезболивающим или даже введен в искусственную кому. Теперь полевой консилиум врачей решал, что делать. И доставка в госпиталь в тылу была опасна не только задержкой. Можно было угодить под обстрел.

Здесь не было даже палат, только перегородки из фанеры и даже пластмассы, ширмы и занавески. Но против своей воли, за счет зоркости глаз военспец видел, как работает эта жутковатая фабрика. Огромные рваные и резаные раны санитары обрабатывали конвейерным, буквально поточным, методом – ставили «заплатки» из холодной плазмы. Другим, кто был ранен легко, накладывали обычные повязки. Видел Макс и ранения в голову. У многих красные пятна проступали через бинты там, где должны быть глаза. Пахло кровью и горелым мясом – ведь ожоги имелись у каждого третьего. И только запахи дезинфицирующих жидкостей перебивали эту вонь.

Тишины и покоя тоже тут не было. Были ругань, суета, споры, жалобы и даже слезы. Все это напоминало христианское чистилище. И будто в подтверждение его слов кто-то запричитал по-испански:

– Боже, Боже!.. Иисус-спаситель, помоги нам… – и дальше зачастил по латыни: – Libera nos ad omnibus malis et actionem daemoniarum…

Похоже на псалом. Латинского языка в чипе почему-то не было, и Рихтер знал его плохо, но догадался по общим индоевропейским корням. «Избавь нас от всякого зла и деяний бесовских». Или демонических, что одно и то же.

– Выпотрошили, как коров на бойне, – заговорил сосед человека, вспомнившего в бреду язык древних римлян. С рыхлым лицом, похожий на пекаря или любителя поесть. – Эти твари режут людей. И жрут. Я туда больше не пойду… лучше смерть.

Не говоря ни слова, Максим подошел к мертвому бойцу, лежащему на кушетке напротив. Видимо, тот был еще жив, когда его доставили, и умер на руках врачей; рядом с ним еще стояла капельница. Следуя наитию, Рихтер провел ладонью вдоль его лица и считал картинки из глаз. Странно, что «линзы» у него вообще были – мужик выглядел как настоящий кадровый партизан. Похоже, это был офицер, кто-то из младших командиров «Авангарда».

И действительно. Полетели буквы:

«Мексиканская Революционная армия, Всемирный Трудовой Авангард».

Рихтер поместил информацию в буфер. Подошел еще к нескольким раненым, лежащим без сознания, и проделал ту же процедуру, пользуясь своим правом доступа. Их товарищи, стоящие рядом и переговаривающиеся вполголоса, как и немолодая санитарка с ведром, ничего даже не поняли.

Можно было, конечно, спросить разрешение. Но это отняло бы время, да и товарищей убитого и раненых это могло задеть, и они, скорее всего, разрешения не дали бы – особенно если суеверные. В Африке и Азии Рихтер сталкивался с такой реакцией.

Потом он совместил все скачанное в один образ. Сделал объемным и псевдотрехмерным. Преодолев секундное отторжение, подключился к файлу и вывел себе в глаза. И тут же в его сознание через зрение ворвалось столько образов, что он был рад, что заранее сел в расшатанное офисное кресло в углу, которое непонятно как оказалось в подвале, где разместился полевой госпиталь.

Это было не видео и не голограмма, а почти реальность, за вычетом осязания и запахов. Рихтер почувствовал себя в шкуре этих людей.

…Подбитый дымящийся полицейский «Армадилл» – младший брат «Носорога», весом в двести килограммов и с шестью колесами, ехал, не переставая стрелять, прямо по человеческим телам, на которых копошились какие-то существа поменьше. Существа ли? Металлический блеск не оставил сомнений. Тот, кто вел съемку глазами, укрывался за баррикадой и стрелял по нему из рейлгана, но эту заразу не так просто убить, если не знаешь, куда стрелять. Другие палили из автоматов. Хотя тут помог бы только крупнокалиберный пулемет. Откуда-то из укрытия, из-за спины смотрящего, в колесного робота ударил снаряд, и тот разлетелся на несколько кусков. Но радостные крики людей были недолгими – секунду спустя на того, кто вел первую запись, бросились с нескольких сторон темные верткие силуэты, появившиеся словно из ниоткуда. Рельсовая винтовка в его руках стреляла, но, очевидно, мимо. Объектив задергался, а потом раздался скрежещущий звук и страшный захлебывающийся крик. Остальное время камера – точнее, «линзы», забрызганные кровью, снимали уже с уровня земли. Из глаз мертвеца, лежащего на биопластиковом дорожном покрытии.

Вскоре запись закончилась и началась другая. Максим продолжал смотреть.

Через полчаса Софи привела его в чувство, тронув за плечо.

– Ты в порядке? Пойдем! Сейчас будет совещание.

Она подумала, что Макс просто задремал. А он и сам не мог понять, зачем смотрел эти записи. Ничего нового и полезного о противнике Рихтер не узнал. Кроме разве того, что маленькие роботы куда опаснее крупных. Раньше он знал это в теории. А теперь увидел, как они двигаются, – так быстро, что обычный человек почти не может попасть в них из стрелкового оружия. Может только случайно, длинной очередью или если стреляют сразу человек пять.

Они совершенствовались. Не только «железо», но и программное обеспечение. Еще пять лет назад в боевых операциях Максим видел, как неграмотные террористы без проблем выбивали таких крошек с расстояния из старых «Калашниковых». Но теперь те двигались с кажущейся хаотичностью, меняя направление несколько раз за секунду. Прицельная стрельба теряла смысл при таком небольшом угловом размере. Только очередями или гранатами. Если только у тебя самого рефлексы не усилены.

Усовершенствованные дроны могут поражать даже боевые машины. Некоторые из них подрывают себя, прикрепляясь к уязвимым узлам и взрываясь, как кумулятивный снаряд. Он видел такое. А вдруг есть и те, кому даже танковая броня в прямом смысле по зубам? Не резакам, а плазме, разумеется. И скорее всего, экипаж обречен, если в броне будет прожжена дыра, а рядом – собратья этой твари…

– Подожди меня минутку. Подойду к своим, перепишу им кое-что. Это важно.

– Хорошо, только недолго. Нас уже ждут.

Вернувшись из полевого лазарета на первый этаж торгового центра, Макс не сразу нашел отряд «Панчо Вилья». И не нашел бы еще долго, если бы один из парней не помахал ему рукой. Маркеры то работали, то не работали, но чаще были деактивированы.

Народу прибавилось. Если подземный этаж ТЦ «Койот» был похож на переполненный вокзал, то здесь, на первом этаже, людей было меньше, – это были те, кто находился в постоянной боевой готовности, те, кто в случае чего будет отражать контрудар корпов, которого давно ждали и, если честно, опасались, хотя Центр по расчетам должен был находиться за пределами радиуса досягаемости вражеских дронов.