Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта ведьма. Его слова не должны были меня злить. Она ведь была ведьмой. Но она также была моей матерью и его любовницей. Он возлежал с ней. Он даже любил ее когда-то, если верить моей матери. Она точно любила его. А теперь ее живот кровоточил от крысиных укусов. Мадам Лабелль поднесла изуродованную руку к щеке Лу. Лу попыталась, но не смогла удержать ее, ее собственная рука просто прошла сквозь тело моей матери.
Только тогда я понял последнее, что сказал Огюст: к концу недели. Сердце у меня ушло в пятки. Моя мать сгорит на костре к концу недели. Мы не успеем добраться до нее. Не успеем.
Несколько человек в зале зааплодировали вспышке гнева короля, включая лысеющего мужчину, но только Ашиль решился возразить:
– Ваше величество, существует определенный порядок. Без избрания Архиепископа конклав должен провести официальное голосование…
Огюст сморщил нос, когда повернулся.
– Снова вы, отец…
– Ашиль, ваше величество. Ашиль Альтье.
– Ашиль Альтье, вы понимаете, что для получения сана епископа необходима поддержка короны?
– Предпочтительно. Но не обязательно.
Огюст выгнул бровь, глядя на него по-новому.
– Вот как?
– Пожалуйста, Ашиль, – мягко прервал его Гаспар. – Слово его величества священно. Если он провозгласит, что ведьма должна сгореть, ведьма должна будет сгореть.
– Если его слово священно, – проворчал Ашиль, – он должен без колебаний поставить этот вопрос на голосование. И тогда соответствующий приговор будет вынесен.
– Да будет так. – Огюст пристально посмотрел на него и вскинул руки, чтобы обратиться ко всем в зале. Его голос звучал резко и раздраженно. Грубо. – Вы все слышали. Ваш отец Ашиль хочет устроить голосование, и он его получит. Все, кто выступает за сожжение ведьмы, поднимите руку.
– Подождите! – Ашиль вскинул руки, его глаза встревоженно расширились. – Ведьма все еще может оказаться ценной! Целители пока не усовершенствовали свое средство – если оно не сработает, а мы сожжем эту женщину, какая у нас будет надежда потушить огонь? – Теперь он обращался только к Огюсту: – Ее знания оказались полезны для целителей. Я могу привлечь еще одного свидетеля для дачи показаний.
– В этом нет необходимости, – процедил сквозь зубы Огюст. – Конклав достаточно наслушался ваших нелепых бредней.
– При всем уважении, ваше величество, стремление к знаниям не является нелепым. Ведь сейчас жизнь женщины в опасности…
– Осторожно, отец Ашиль, иначе я подумаю, что вы еретик.
Ашиль тут же замолчал, его губы исчезли в бороде, а Огюст снова обратился к собравшимся.
– Давайте попробуем еще раз? Кто выступает за сожжение ведьмы?
Все присутствующие в зале суда подняли руки. Лишь один не поднял. Хотя Ашиль с непроницаемым выражением лица смотрел, как его соратники решают судьбу моей матери, он держал обе руки по бокам. Твердо. Неумолимо. Даже под злобным взглядом короля.
– Похоже, вы в меньшинстве, – усмехнулся Огюст. – Мое слово и впрямь священно.
– Мы спасем вас, – живо зашептала Лу мадам Лабелль. – Я не знаю как, но спасем. Обещаю.
Кажется, моя мать покачала головой.
– Зачем ждать до конца недели? – Голос Аши-ля дрожал от едва сдерживаемых эмоций. – Вы приняли за нас решение. Почему бы не сжечь ведьму сейчас?
Огюст усмехнулся и угрожающе хлопнул Аши-ля по плечу.
– Потому что она всего лишь приманка, глупец. Нам нужно поймать гораздо более крупную рыбу. – Посмотрев на Филиппа, он сказал: – Разнесите весть по всему королевству, капитан. Мадам Элен Лабелль будет сожжена. – Огюст бросил многозначительный взгляд на Ашиля. – И всех, кто будет возражать, постигнет та же участь.
Ашиль чопорно поклонился.
– Вы должны следовать своей совести, ваше величество. Я должен следовать своей.
– Смотри, чтобы твоя совесть вывела тебя из собора через три дня. На закате ты разожжешь погребальный костер для этой ведьмы. – С этими словами Огюст вышел за двери, а зал заседаний растворился в дыму.
Часть lV
Qui sème le vent, récolte la tempête.
Кто посеет ветер, пожнет бурю.
Как выглядит счастье
Лу
Анжелика и ее железные чаши исчезли, и мы оказались на поверхности. Бо, Селия и Жан-Люк плыли по заливу на рыболовном судне. Рыболовном судне. Селия восторженно улыбалась, вцепившись в штурвал обеими руками. Однако ее улыбка быстро померкла, когда она заметила наши мрачные лица.
– Что случилось? – крикнула она.
Мы забрались на борт, и я ответила:
– Хреновый дар преподнесла нам Исла.
Мы просто не успеем добраться до Цезарина вовремя, что спасти мадам Лабелль. Коко рассказала остальным о решении конклава, об участии отца Ашиля и о последних словах Огюста.
– Вот ее дар. – Бо похлопал по корме лодки. – Или по крайней мере дар Анжелики. Лодка домчит нас туда вовремя. – Он пожал плечами и добавил: – Не стоит беспокоиться о моем отце. Он любит закатывать сцены, но еще меньше нашего представляет, что вообще творит.
– Ты его не видел. – Я отжала волосы, проклиная холод. Пряди уже начали леденеть, и я вся покрылась гусиной кожей. – Огюст не притворялся. Он знает, что мы придем спасать мадам Лабелль. И хочет заманить нас в ловушку, как и раньше. – Я оглядела ветхое судно. – И на этом до Цезари-на мы вряд ли доберемся.
– Доберемся. – Оттеснив Селию, Бо кивнул. Жан-Люк опустил парус, и мы быстро заскользили по воде. – Я научился ходить под парусами, когда мне было три года. – Бо самодовольно приподнял бровь, глядя на Коко, и добавил: – Сам адмирал королевского флота учил меня.
Коко потирала руки, а Рид напряг каждый мускул, пытаясь не дрожать, хотя губы у него уже посинели. Селия поспешила принести нам пледы в каюту под палубой. Но они не помогли. Не особо. Неохотно я потянулась к белым узорам и напряглась, когда они начали мерцать. Я нахмурилась от непривычного ощущения – множество возможностей поражало, но пару секунд спустя я привыкла и мне стало… хорошо. Как будто я долго сидела в одном положении, а потом размялась. А что самое любопытное, магия, казалось, тянула меня не к Шато ле Блан, а к…
«Считаешь ли ты, Госпожа Ведьм, этот замок своим домом сейчас? Это самое главное. Если нет, то вполне вероятно, что и магия прекратит защищать его. Она переместится в твой новый дом. Где бы он ни был».
Теперь мне было легко дернуть за нить. Порыв горячего воздуха окутал Рида и Коко, а затем