– Ты так и не сказал ей? – вдруг спросил Лель, вскидывая на Атли быстрый взгляд.

– Про тело? – Атли замешкался, стыдливо пряча глаза. – Нет. Это, должно быть, проделки Морены. Утащить их с Зораном тела и Велесов меч украсть, чтобы над нами подшутить, вполне в её духе. А Василисе это бы могло дать ложную надежду, на… я сам не знаю на что.

– Три года прошло, – напомнил Лель.

– Не для неё.

* * *

Мила теперь практически не расставалась с Дареном. Лисицей или девушкой – всегда оставалась подле него, а он, кажется, был совсем не против. Животными они коротали время в Даргородских лесах, людьми возвращались в Царский терем. Мила так и не смогла окончательно избавиться от проклятия, да и, казалось, больше не стремилась. В конце концов Дарен принимал её любой, за что она была ему благодарна. Кто знает, возможно, однажды она найдёт в себе силы скинуть лисью шубу навсегда.

Сегодня лисица вместе с Дареном вышла на площадь, держась чуть позади. Царь обошёлся без помоста и красивых церемоний – просто вышел к людям. Ему важно было напомнить, что сегодняшний день не праздник, это день скорби и день памяти, потому что в той битве – как и в любой другой – были только проигравшие. Об этом он и говорил людям, которые приветствовали его бурными овациями, как царя-освободителя и царя-спасителя.

Дарен этого не любил.

– Три года назад мы с вами узнали страшную правду о том, что на самом деле случилось пятьдесят лет назад, – начал свою речь царь. – Алчность, тщеславие, гордыня и страх нескольких людей положили начало многолетней вражде. Маленькая ложь нескольких людей множила боль, угнетение и смерть десятки лет и вернулась к нам болью и смертью. Ненависть не может созидать. Боль не может порождать счастье. Ложь не может творить дружбу.

Заблуждаясь, мы множили ненависть. И ненависть вернулась к нам в ответ. Страшные битвы, что увидел Даргород, кровь, которая омыла всё Вольское Царство, должны сказать нам лишь об одном – нельзя дать этому случиться снова. Нельзя допустить ненависти, мести, лжи. Нужно жить в мире. В любви. Без страха. И я сделаю для этого всё, но не я один, потому что идти вам не за мной, а за своим сердцем. А каждое сердце – я верю – хочет любви.

* * *

В этом году весна проснулась рано и залила всё зеленью, отобрав последние седмицы у зимы. В Лютоборах совсем ничего не изменилось. По крайней мере, так показалось Василисе, когда она верхом въехала в деревню. Тот же свежий запах с реки, те же избы с резными наличниками и будто бы даже те же дети гоняли тех же гусей. Только вот Василису – Ворона в новеньком чёрном кафтане, – кажется, никто не признавал, с интересом поглядывая издалека. Чародейка поправила длинные волосы. Она теперь почти всегда носила их распущенными, чтобы лишний раз не пугать людей шрамами. Хватало её хмурого взгляда и чёрного кафтана, на котором красовалась серебряная брошь в виде ворона на полумесяце.

Василиса остановилась у дома старосты и спешилась, но подойти к крыльцу не успела.

– Васька, ты, что ль? – окликнул её знакомый женский голос. – Ай! Какая стала! Едет, важная вся. Я еле поспела за тобой. Ну, девка!

К ней торопилась Майя, как всегда, с корзинкой, полной трав. Рядом с ней шёл огромный серый пес. У Василисы пересохло во рту.

– Это Вой? – спросила она, безошибочно узнавая пса своего наставника, но всё ещё сомневаясь.

Вместо ответа Майя крепко обняла Василису, да так, что затрещали кости. Похлопала по спине, вышибая весь воздух из лёгких, и отстранилась, утирая слёзы.

– Вой-Вой, – махнула рукой травница. – Он в лес сбежал от пожара и вернулся, дня три как ты уехала. Ай, Васька, не думала я, что ещё свидимся. Я ж как услыхала, что там с вашей Гвардией сталось, думала – всё.

Майя снова прижала чародейку к себе. Василиса терпеливо ждала, когда она отпустит. В груди едва заметно шевельнулось что-то тёплое, оживая, но сердце тут же, испугавшись этого, нырнуло в пятки.

– А ты тут какими судьбами? – спросила Майя.

– Воспитанников в Гвардию набираю, – ответила Василиса. – Хочу с Миленой поговорить, чтобы созвала всех.

– Так сейчас все в поле – рожь сеют. И Милена с ними. Ты спроси её вечерком, а пока пойдём ко мне, я тебе трав заварю. Столько не виделись! А ты небось и устала с дороги.

Василиса улыбнулась одними губами:

– Я зайду чуть позже. Но пока прогуляюсь. Я хотела…

Майя понимающе закивала и похлопала Василису по плечу:

– Ступай-ступай. Мы там… ничего не трогали.

Попрощавшись с травницей и ласково потрепав Воя по голове, Василиса направилась вниз по улице, на окраину деревни, туда, где когда-то стоял её дом.

Сгоревшие избы отстроили: новенькие и светленькие, они смотрели на своих соседей цветными ставенками и резными наличниками. На месте дома Беремира ничего не было – только буйная трава да усердный плющ, подобравшийся к самой дороге. Василиса шевельнула пальцами, и на плюще распустились белые цветы. Теперь чары земли давались ей так же легко, как и все прочие. Лель ею страшно гордился, а Василиса только улыбалась уголками губ, не желая его расстраивать.

Василиса закрыла глаза, прислушиваясь к своей тишине. Она тайно надеялась, что здесь, в Лютоборах, что-то в ней щёлкнет, изменится и оживёт, но чуда не случилось. Дышать было всё так же тяжело, пусть и уже почти не больно.

– Лиса, – позвал знакомый голос, и чародейка содрогнулась от воспоминаний об этом ласковом бархате, о щемящей сладкой боли, когда её имя срывалось с его губ.

– Лиса, – повторил голос, и чародейка открыла глаза.

Перед ней стоял Кирши. В обычной чёрной рубахе и штанах. Прекрасный и до боли знакомый Кирши нежно смотрел на неё разноцветными глазами – синим и золотым. У лица серебристой змейкой вилась седая прядь.

Василиса задохнулась и попятилась, выхватывая меч. Что за шутки? Остриё нацелилось видению точно в горло.

– Если решила меня зарубить, то придётся подыскать другое оружие, – усмехнулся Кирши, а у Василисы сжалось сердце. – Я теперь бог смерти как-никак.

Лезвие задрожало, и Василиса ухватилась за меч двумя руками, чтобы хоть немного его успокоить.

– Что? Кто ты? – В её голосе звучала неподдельная угроза. Что перед ней? Морок? Нечисть? Чья-то жестокая шутка?

– Это долгая история, позволь…

– Я никуда не тороплюсь. – Остриё почти касалось его кожи.

Кирши вздохнул, словно надеялся на другой поворот событий, но всё же улыбнулся:

– После того как ты попала в плен, я заключил сделку с Мореной. Она предлагала мне её ещё тогда, когда мы приходили к ней в Навь, но тогда я отказался. Морена хотела избавиться от клятвы, которая связывала её с Навью, и, как и другие боги, уйти из этого мира. И конечно, перед тем как убраться отсюда, она хотела напоследок повеселиться.