следы Ситрика, и становился трудным каждый следующий шаг, так как ноги увязали в размокшей почве. Ситрик накинул худ на голову.

А по могильному камню всё били прозрачные капельки и стекали на траву уже густой и тёмной кровью…

Под кронами древ дождь был не так силён. Ситрик посмотрел наверх, на скалистый холм, и увидел, что короткую тропку размыло вовсе и обрывалась она теперь ямой, из которой черпали глину.

Ноги подламывались от усталости – им надоело месить грязь, которая затягивала, как болото. Ситрик хотел было взглянуть на дорогу – нахожена ли она, – но всю её разбили потоки дождя и камни, осыпавшиеся с вершины. Во все стороны растекались мутные ручьи. С листвы шёл свой неторопливый дождь.

Солнце больше не появлялось, и догадаться о скорейшем наступлении вечера можно было лишь по потемневшему краю сплошного облака да по мгле, выходившей из лесной тени. Тьма разбегалась вокруг прозрачно, но густо, наливаясь туманом, как плод наливается соком. Она танцевала, и в танце её, совершаемом на тлеющих углях, рождался водяной дым и мерзкая морось.

Ситрик промок практически насквозь. Он бы мог спрятаться под каким-нибудь скальным навесом, под носом тролля, но камни стали попадаться совсем невысокие, поэтому пришлось идти вперёд, надеясь, что так быстрее получится добраться до деревни. Холь обогревал своим теплом, но и это уже не спасало.

Под ноги упал жёлтый берёзовый листик. Ситрик подобрал его, посмотрел внимательно, запоминая каждую прожилку, а потом поднял голову, так что худ соскочил с сырых волос. Он стоял под высокими золотыми деревьями, которые в свете солнца сами превращались в расплавленные солнца. Они, казалось, и сейчас светились в этой мёрзлой полумгле, очаровывая своей красотой. Ситрик привалился к одному из деревьев и понял, что сегодня уже никуда не сможет идти.

– Холь… Давай останемся тут.

Птица взлетела на высоту, перескакивая с ветки на ветку, как галка или серая ворона. Мокрые крылья не глушили свиста полёта. Он осматривался.

– Я припомнил, что мне не единожды довелось тут побывать. – Холь вернулся к Ситрику и сел на услужливо протянутую руку. – Тут много заброшенных тролльих пещер, в которых можно спрятаться от холода и дождя.

– И где же они? – Ситрик устало огляделся, но заметил лишь валуны средних размеров, отколовшиеся от острых скал и принесённые сюда водой, ветром и временем.

– Давай-ка пойдем туда. – Холь указал клювом в сторону, противоположную тропе, и Ситрик только угрюмо закатил глаза.

Лес оказался чистым, тропы – хожеными. Не было ни сухостоя, ни поваленных деревьев: всё забирали на растопку жители ближайшего поселения. Пожелай он и зажечь огонь – пришлось бы обойти весь лес, чтобы собрать хоть немного хвороста. На полянках чернели круги от костров, попадались свежие пни в блестящих от влаги шапочках поганок.

– Скоро доберутся до неё… – грустно заметил Холь.

– До кого?

– До пещеры, – уклончиво ответил Холь, и в голосе его слышалась ухмылка родителя.

– А мы сами скоро доберёмся? – Ситрик не нашёл в себе сил любопытствовать дальше.

– Скорее, чем поселенцы. – Холь вытянул шею, вглядываясь в туманную даль, очерченную призраками деревьев. – Вот мы и… пришли!

Ольха, окружённая бурной порослью, как курица пёстрым выводком, скрывала за своими кряжистыми ветвями вход в глубокую пещеру. Была она удивительна – не вода и не человек пробили в ней длинный ход, но две широкие и толстые каменные пластины будто столкнулись когда-то, сложившись каменным шалашом с крышей, крытой стелющейся лесной травой. Ситрику пришлось согнуться в три погибели, чтобы прошмыгнуть в тёмный ход; за спиной сомкнулись молодые ольшинки, дрожа осыпающейся листвой. Ситрик долго пробирался на коленях и лишь потом смог подняться, упираясь головой и плечами в разлом. Этот разлом источал слабый свет, проникавший сюда через сплетения белёсых корней и слабых стебельков. Под ногами чавкала земля вперемешку с листьями, принесённая сюда ручьями.

Ход шёл всё дальше и дальше, прямой, как натянутая на лук тетива. Холь засиял ровным белым светом, освещая путь. Вскоре Ситрик смог свободно выпрямиться в полный рост. Спина заныла – давно не сгибался он перед ликами святых в молитве, зато каждый день тянули плечи походные вещицы и запасная одежда. Это был укол совести, но Ситрик, пристыженно скосив глаза на Холя, вздохнул и, впитывая его свет, сам почувствовал себя белее и чище. Крылось и в этом нечто предательское, о чём не хотелось думать.

В пещере было теплее и даже не так сыро, как могло бы быть. Стоило Ситрику остановиться и опуститься на сухой пол, как его тут же потянуло в сон. Холь, отыскав в каменной стене жёлоб, пристроился в нём, как кукушка в гнезде, а Ситрик – на выступе ниже.

Холь расправил крылья, и при свете его перьев стали видны очертания пещеры. Острые изломы пообтерлись, скрошились мягкой породой, набило на них листву и серую землю. В самой глубокой из ниш стояла чаша, которую Ситрик поначалу не приметил. Она покоилась в углублении и таилась. Края её, покрытые колотой эмалью с причудливым охристым узором, сверкали, как искры. Холь выдернул из груди своей маленькое пёрышко и положил его в чашу, точно плату.

– И это тут ты бывал раньше? – полюбопытствовал Ситка.

– Заходил. – Холь посерьёзнел. – Я был ранен и еле держался на своих двоих. Потерял сознание. А когда очнулся, оказался в этой пещере. Тролли принесли меня сюда и спрятали.

– Правда?

– Да. Это я оставил чашу в благодарность. С тех пор прошло много времени, но, видимо, те, кто забредал сюда, подхватили мою идею и превратили её в традицию, на радость местным троллям. Теперь путники складывают здесь свои дары. Благодарят за ночлег в тепле. Тролли иногда заходят, вытаскивают безделушки из чаши и украшают ими свои космы. Посмотри, тут и сейчас не только моё перо лежит.

Ситрик заглянул за края чаши. И правда, в ней покоилось несколько хрустальных бусин из женского ожерелья, лоскуток узорчатой ткани, тонкая птичья косточка и блестящая серебряная монета с лицом конунга Олафа.

– Ты давно путешествуешь по землям Онаскана?

– Прибыл сюда вместе с Торвальдом Землевладельцем да так и остался. Интересно было посмотреть, какой построят город.

– И против суми воевал?

– Было дело…

Холь вздохнул и положил голову под крыло. Сон никак не шёл, и птица бесцельно пялила глаза в полумрак, посматривая на чашу и будто бы вспоминая прошлое. От Ситрика не