– Никак нет, ваша милость! – отрапортовал Данила. – Я егосам должен встретить и к господину начальнику сопроводить. А уж потом...

– Никакого «потом» не будет! – прошипел Араторн. – Я сампойду с тобою. И горе тебе, если обманешь, понял?

– Воля ваша, воля ваша, – забормотал испуганно Данила. Егонаивный ужас доставил явное удовольствие Араторну, который добавил ему помягче:

– Вот, держи. – Послышался звон монет. – Я тебя не обижу. Атеперь иди к ней да покарауль, чтобы Кравчук какой-нибудь новой каверзы неподстроил. Смотри же, ровно в полночь будь где условлено!

Торопливые шаги Данилы направились к двери, но Елизаветаоказалась проворнее. Вихрем пролетев по коридору, она вскочила в свою комнату.Едва успев запереть дверь, прыгнула в постель, сунув под одеяло единственноеоружие, которое попалось сейчас под руку: суковатое поленце из охапки дров,лежавшей возле печки, – и притворилась спящей.

Потайная дверь открылась.

– Спите, барыня? – Данила на цыпочках приблизился к еепостели. – Проснитесь, ради Христа, я вам такое скажу...

– Нет, – перебила Елизавета, резко садясь в постели. – Это ятебе скажу, что ты предатель! – И с этими словами она с размаху огрела Данилуполеном по лбу.

Дело вроде бы нехитрое, однако Елизавете понадобилосьнемалое время, чтобы заткнуть Даниле рот, связать ему руки и затащить под своюкровать. И передохнуть времени не осталось: близилась полночь. Елизавета ужечетко знала, что сделает дальше. Араторн, конечно, придет в подземелье преждеурочного часа, чтобы наверняка не упустить diavolo zingaro. Значит, Елизаветенадобно оказаться там еще раньше. Она подобрала поленце, которое уже сослужилослужбу единожды – сослужит и вдругорядь, приложилась к образу Богоматери ивышла из покоев Араторна, всей душой надеясь, что больше ей не придетсявозвращаться в эту роскошную комнату, ставшую для нее истинной камерой пыток.

Она хоть и не знала точно, где выход из подземелья, все жене сомневалась, что он таится именно в конце коридора, там, где на нее пыталасьнапасть Фимка. Елизавета со всех ног поспешила туда и затаилась у стены, молябога, чтобы удалось опередить и перехитрить Араторна. Она вся обратилась в слухи только благодаря этому не пропустила легчайших, почти беззвучных шагов.Однако венценосец, если это был он, пришел сюда без свечи, без фонаря, иЕлизавета могла только слышать его, но никак не видеть.

Она мысленно чертыхнулась. Вот незадача! Этак можнокараулить до бесконечности, но ничего не укараулить, особенно если и Вайдапридет без фонаря и будет красться, как зверь лесной, бесшумно. Эй, не упуститьбы его!..

Она досадливо прикусила губу, все еще пытаясь по слухуопределить, где затаился Араторн, но это было невозможно: венценосец, чудилось,и дышать перестал. «Ладно, – решила Елизавета, – как только Вайда объявится, язакричу или еще что-нибудь придумаю». А пока приходилось ждать, и ожиданиепоказалось ей вечностью. Чудилось: она сама растворилась в кромешной тьме,сделалась ее частицею, и даже глазам не поверила, когда по потолку вдругпробежал слабый отсвет, а потом откуда ни возьмись возник Вайда с фонарем вруке.

Свет вырвал из тьмы силуэт высокого человека в рясе, которыймолча метнулся к цыгану. Елизавета даже опешила: оказывается, Араторн стоял вдвух шагах от нее! Как же они друг друга не заметили? Но уж теперь-то она неоплошает! С этой мыслью Елизавета взметнула полено – и со всего маху обрушила егона покрытую капюшоном голову. И, не взглянув более на распростертое тело, срадостным криком бросилась в объятия Вайды.

Она покрывала поцелуями каждый дюйм его когда-тоненавистного лица, когда чей-то изумленный возглас заставил их отпрянуть другот друга. Елизавета увидела человека, склонившегося над телом Араторна.

– Кто это? – испуганно вскрикнула она, цепляясь за рукуВайды.

– Не бойся, доченька: он – добрый товарищ мой, – успокоилцыган, и Елизавета счастливо улыбнулась, уловив мягкие, ласковые интонацииТатьяны в его голосе. – Он мне помощник, а может, я ему. Ты его полюби иприветь.

Однако сейчас этому человеку было явно не до любви ипривета. Стоя на коленях над Араторном, он изо всех сил тряс его, похлопывал пощекам, силясь привести в чувство.

– Что такое? – озабоченно спросил Вайда, вглядываясь, и,вскрикнув, тоже рухнул на колени и принялся теребить венценосца.

Эта забота об ее первейшем враге показалась Елизавете болеечем странной и оскорбительной. От души надеясь, что более никакая сила неприведет Араторна в чувство, она со злорадной усмешкою наклонилась над ним – итут же показалось, что разум ее помутился, ибо вместо изъеденного оспою,страшного лица Араторна она увидела молодое, бледное, с закрытыми глазамилицо... Данилы!

– Предатель поганый! – вскричала Елизавета, но тут жеширокая ладонь Вайды зажала ей рот:

– Не шуми, девонька. Не ровен час, сбегутся, антихристы!

Человек, стоявший на коленях над Данилою, тоже повернулся кЕлизавете, знаком призывая к молчанию, и она только слабо, с ужасом застонала,увидав лицо столь же страшное, изуродованное оспою, как у Араторна. Все поплылоу нее перед глазами, но Вайда поддержал ее, прошептав сердито:

– Больно уж слаба ты стала, как я погляжу. Чегоприужахнулась? Говорю, это мой друг. Да ладно, не время сейчас лясы точить. Э,да никак жив наш парнишка-то! – радостно воскликнул он, увидав, что Даниламедленно открыл помутневшие от боли глаза и что-то невнятно забормотал.

– Что-что? – склонился к самым его губам рябой сотоварищВайды. – Кто тебя ударил? Она?!

– Ох, ох... – с жалобным стоном Данила попыталсяприподняться и упал бы снова, когда б рябой не подхватил его. – Ох, бедная мояголовушка! За что, барыня милая, за что вы меня так?

Вайда как-то странно вздрагивал рядом с Елизаветою. Онапокосилась: да он едва сдерживался, чтобы не расхохотаться! А рябой взирал наДанилу с нескрываемым сочувствием. Возмущение переполнило сердце Елизаветы.

– За что? – воскликнула она гневным шепотом. – За что,спрашиваешь? Да за твое гнусное предательство! Что, Араторн в награду посулилтебя в Орден принять или ты уже давно состоишь в числе его сторонников?Говорил, жизнь за меня положишь, а сам предал, да так гнусно, так подло!

– А ну, тихо! – велел рябой, не повышая голоса, метнув наЕлизавету предостерегающий взгляд. – Говорите, что он сделал, да потише ипокороче, если не хотите, чтобы сюда вся тюрьма собралась.

Елизавета фыркнула от злости, но послушалась.