– Он дока посильнее меня, – с уважением произнес Вайда. – Поего наущению я и притулился к Жальнику твоему: знак был дан моему сотоварищу,что будет у тебя во мне надобность!

– Колдун, что ли? – успокоился Кравчук.

– Да еще какой! Окажись он здесь сейчас – поднял бы сиюмолодку хоть из гроба, вот какой колдун!

– Э, нет, – искривился Кравчук, – нам ее не из гробаподымать – нам ее во гроб низводить надобно!

– Это я уже понял, – вздохнул Вайда. – Ладно, пошли отсюда.Все, что надо, я повидал. Пошли! Хлопот у меня с твоей помощью прибавилось, авремени только день да полночи.

Кравчук, ни словом не поперечившись, дунул на свечу, ивскоре знакомое поскрипывание возвестило Елизавете, что потайная дверь заперта.

Елизавета взлетела с постели и метнулась к лампадке, чутьтеплившейся перед образом Пресвятой Девы. Этот образ был привезен и повешенздесь Араторном, исполнен со всеми особенностями, присущими католическимбогомазам, однако в тонких чертах печального лица, окруженного снежно-белым,серебристым платом, таилось такое участие и печаль, такое всепонимание ивсепрощение, что Елизавета не верила, будто лик сей может быть ей чужд ивраждебен, а потому молилась перед ним, как пред православной иконою; что бытам ни молол языком Араторн, Матерь Божия – одна и едина так же, как Сын ее, апотому Елизавета и сейчас торопливо осенила себя крестным знамением и воззвалак Пречистой, прежде чем запалить от лампадки свечку и развернуть бумажонку, накоей незнакомым твердым почерком было начертано: «Завтра в полночь. Ничего небойся».

Вот и все, и все слова, но никогда еще надежда непредставала пред Елизаветою в одеяниях более ярких и многоцветных, чем в этимгновения!..

* * *

Самым трудным, конечно, оказалось день избыть. Елизаветаизвелась, представляя, как будет происходить ее спасение. Вообще говоря, Вайдавполне мог придушить Кравчука прямо в ее комнате, но тогда, даже если бы имудалось беспрепятственно скрыться из Жальника, за беглянкою кинулась бы такаяпогоня, что она недалеко бы ушла. К тому же ее враги смогли бы как следуетпреподнести при дворе убийство начальника тюрьмы, и тогда на Елизавету уж точнообрушилась бы вся мощь государственного преследования и наказания, не говоря ужо той каре, которую приуготовил бы ей Орден.

Нет, как ни трудно было ждать, она понимала, что спешка всем деле не надобна, и уповала на хитроумие сотоварища Вайды, кем бы он ни был.«Век за него бога молить буду, всякую волю его исполню», – поклялась она,истово крестясь, зная, что исполнит слово свое, чего бы ей это ни стоило. Иснова предалась ожиданию... Ее беспокойство усиливалось тем, что со вчерашнегодня не видела Данилы. Она не сомневалась: юноша уйдет в бега вместе с нею – ибоялась лишь, что, подевавшись нынче невесть куда, он сам себя лишитвозможности спасения.

Медленно наплыли сумерки. Новая прислужница подала узницекакую-то еду и торопливо ушла: строжайший наказ Кравчука был – в покоях опаснойарестантки не задерживаться. Впрочем, после страшной смерти Глафиры ее и таквсе до дрожи боялись и избегали безо всяких приказов.

Елизавета и не притронулась бы к ужину, но Лешенька, доселележавший тихо, к вечеру что-то разошелся, и она заставила себя поесть, чтоб неослабеть к урочному часу, чтоб не затошнило вдруг не вовремя.

Через полчаса прислужница пришла забрать поднос с остаткамиеды. А Данилы все не было.

Часам к десяти беспокойство Елизаветы достигло предела. Ивдруг пришла мысль, сперва показавшаяся безумной, а потом, напротив, очень дажеразумной. Данила, облазивший все подземелье, недавно показал ей, где скрытыпотайные двери, ведущие в кабинет начальника тюрьмы и в будуар МатреныАвдеевны. Ну, у самого Кравчука он вряд ли окажется, а вот у его супругизапросто мог задержаться, сооружая ей какую-нибудь новую невообразимуюприческу. Надо непременно проверить это, решила Елизавета, и, коли удастся,подать ему знак. Она понимала, что затея эта неосторожная, даже опасная, однакосидеть и ждать было просто невмоготу! Близость свободы пьянила, дурманила пущевсякого вина, вот и ударила в голову.

У Елизаветы всегда было так: сказано – сделано. Морщась отболи, она влезла в платье, еще сильнее подпоров под мышкою, чтобы не сдвинутьповязку, обулась, пригладила над кадкою кудряшки и, вручив судьбу свою господу,обеими руками повернула шандал на стене.

Подземелье дохнуло ей в лицо такой тяжкой, могильной тьмою,населенной злобными призраками, что Елизавета даже заколебалась, но нетерпениеоказалось сильнее страха, и она со всех ног побежала туда, где находилисьдвери, ведущие в покои начальника тюрьмы. Однако до тех тайных дверейоставалось идти еще изрядно, когда она вдруг увидела слабый свет, сочившийся,чудилось, из самой стены. Елизавета затаила дыхание, пошла, едва касаясь земли.И замерла, словно пригвожденная молнией, услышав голос Араторна:

– Тебе откуда сие ведомо?

Елизавета даже не поверила ушам: ведь она никогда прежде неслыхала, как Араторн говорит по-русски! Это был выговор совершенно чистый,твердый, с протяжной московской интонацией, и трудно было даже вообразить, чтоэто – речь иностранца! «Зачем ему знать по-русски?» – смятенно подумалаЕлизавета, но тут же вспомнила, что Араторн нынче при Ордене курирует, как онвыразился, Россию, а стало быть, знать язык этой страны ему жизненно важно. Чтоже, тщательностью подготовки высших чинов Ордена оставалось лишь восхититься,однако Елизавете было сейчас не до восхищения. Весь многолетний страх передвенценосцами, вся ненависть к ним всколыхнулись в душе с такой силою, что кровьзашумела в ушах, и она не тотчас поняла, что ей хорошо знаком и другой голос,только что ответивший Араторну:

– Господин начальник мне сами сказывали.

Да, голос был ей знаком, ибо это был голос Данилы, ноЕлизавета никогда не слышала, чтобы говорил он так униженно, такподобострастно. Сердце заколотилось в предчувствии недоброго, и не обманулосьоно, вещее!

– И ты, Брут! – зло усмехнулся Араторн. – Когда же свершитсясие?

– Нынче же в полночь, ваша милость, – не замедлился сответом Данила, и Елизавета словно бы увидела нижайший поклон, которымсопровождались его слова. – Цыган тот анафемский проникнет через потайной лаз,имея при себе смертоносные снадобья, а господин начальник...

– Ана-фем-ский? – перебил Араторн. – Che cos`e? Что этотакое?

– Ну, дьявольский, стало быть, – подсказал Данила.

– Ладно, – резко выдохнул Араторн. – Я все понял. Значит,Кравчук будет ожидать ecco diavolo zingaro [66] в подземелье?