– О, успокойтесь, ничего ужасного, – спокойно сказал ВасилийПетрович. – Господин околоточный получил неверные сведения – якобы у нас вусадьбе происходят какие-то нелегальные сборища, но, к счастью, все этооказалось недоразумением.

– Ага, я понимаю, – сказала тетя, – это, наверно, по доносумадам Стороженко.

– Ничего вам не могу доложить определенного, мадам, – сказалоколоточный и, сердито пошептавшись с «усатым», махнул рукой городовым.

Городовые немного потоптались на месте, а затем один задругим, белея в темноте, как гуси, проследовали через сад и скрылись закалиткой.

– А что касается этих ваших лекций, то я буду принуждендоложить о них господину приставу, – сказал околоточный.

– Хоть генерал-губернатору! – ответил Василий Петрович и, недожидаясь, пока околоточный и «усатый» скроются, прилег у костра, облокотилсяна руку и громким, звучным, учительским голосом сказал: – Итак, господа,продолжим нашу лекцию. В прошлый раз я познакомил вас с элементарными основамиастрономии, то есть прекрасной науки о звездах. Повторю вкратце. Астрономияесть одна из самых древних наук человечества. Еще древние египтяне…

Петя осторожно выполз из освещенного круга, надел на плечоберданку и, прячась в тени деревьев, пошел за удаляющейся полицией.Поравнявшись с околоточным и «усатым», он услышал ворчливый голос околоточного:

– С такими, знаете, агентами, как вы, надо не революционеровхватать, а сидеть голой задницей на плите и ждать, пока у вас закипит всередине.

– Клянусь небом, я имел самые надежные данные!

– А, перестаньте мне морочить голову! Вы просто хапнули смадам Стороженко крупного хабара и сели в калошу. Только даром потревожилилюдей в субботу вечером… Слава богу, пустили электричку, а то еще не хваталонам труситься на конке. Мерси!

Значит, они уезжают. Но Петя не успокоился до тех пор, покасобственными глазами не увидел, как они все влезли в вагон трамвая и уехали.Петя отправился назад и вдруг увидел на дороге маленькую, неподвижную фигурку.Это была Мотя.

– Ты что здесь делаешь? – строго спросил Петя.

– Дожидаюсь, – отвечала она шепотом. – Я за вас такбеспокоилась, так беспокоилась…

– Тебя не просили, – сказал Петя, – иди домой!

– А они уехали?

– Уехали.

– На электрическом трамвае?

– Да.

Мотя тихонько засмеялась.

– Ты чего смеешься?

– Мне смешно, что вокруг ночь, а мы с вами одни вдвоем впустом поле… Петя, – сказала она, помолчав, – а вам не было страшно, когда вышли за ними?

– Чудачка! А ружье?

– Верно, – вздохнула Мотя. – А я чуть не умерла – до тогобоялась.

Ночь была темная, теплая, хотя и слегка ветреная. Иногда состороны Аркадии доносилась глухая пальба – это на гулянье пускали фейерверк.Вылетели несколько ракет и, оставляя в черном небе оранжевые полосы, вдругвспыхнули и медленно потекли вниз крупными огненными слезами, и лишь черезнекоторое время до Пети и Моти долетел сухой треск.

– Как прекрасно! – сказала Мотя и опять вздохнула.

– Иди домой, – сказал Петя.

Она покорно пошла по дороге, и скоро ее фигурка растаяла всеребристом звездном свете.

Тогда Петя повернул в степь и побежал к знакомой балочке.Ему никто не сказал, что нужно провожать полицейских, и ему никто не велелпотом идти в балочку за Родионом Жуковым. Он все это делал, подчиняясьбессознательному и безошибочному внутреннему чувству. Им уже управляла какая-топосторонняя сила.

В балочке было совсем темно. Шурша бурьяном, Петя нащупалскалу и пошел вдоль нее, отыскивая щель.

– Это ты, Петька? – спросил из темноты голос Гаврика.

– Я.

– Ну что там слышно?

– Все в порядке. Ушли.

– И никого не забрали?

– Никого.

– Ну, слава богу. Давай сюда руку.

Петя протянул руку, и Гаврик втащил его в щель. Некотороевремя они шли в полной темноте, то и дело задевая плечами стены, с которыхсыпалась сухая земля. Затем проход настолько сузился и снизился, что пришлосьползти на четвереньках. Наконец впереди забрезжил слабый свет, проходрасширился, и Петя увидел вырезанную в камне довольно большую пещеру с косонависшим ракушечниковым закопченным потолком.

На стене висел фонарь «летучая мышь», отбрасывая вокруг себярешетчатые тени, так что пещера походила на клетку. Было сыро, прохладно, но идушно. Явно чувствовался недостаток воздуха. В углу под фонарем Петя увиделмаленькую типографскую машину с косым черным диском и понял, что это именно иесть та самая «американка», о которой сказал Гаврик. Рядом на камне лежалатипографская касса с теми самыми буквами, которые за два года натаскал Гаврикиз типографии «Одесского листка». Тут же на стене висел знакомый синий халатГаврика, измазанный типографской краской.

Родион Жуков сидел на земле, прислонившись спиной к стене,курил трубочку и читал какую-то книжку, делая на полях отметки карандашиком. Амать и дочь Павловские устроились на ящиках от «американки». Павловская сидела,закутавшись в свой старенький ватерпруф, а Марина спала, положив голову счерным бантом на колени матери и поджав ноги в маленьких пыльных башмачках напуговицах, из которых один «просил каши».

Около них на полу находилось все их имущество: завернутая вгазету керосинка, узел с платьями и небольшой портплед, из чего можно былозаключить, что, по-видимому, они все время жили, держа вещи наготове. Сейчас уних был такой вид, будто они сидят на какой-то маленькой, глухой станции итерпеливо ждут поезда.

– Все в порядке. Можно выходить, – сказал Гаврик.

Родион Жуков не тронулся с места, а потребовал, чтобы Петярассказал все, как было. Петя рассказал. Но Родион Жуков, немного подумав,велел, чтобы Петя рассказал еще раз, не торопясь. Петя рассказал еще раз. ТогдаРодион Жуков спрятал книжку в карман, потянулся с удовольствием и сказал:

– Ну, когда так, можно вылезать из подполья. Видать, етишкуры наскочили на меня чисто случайно… Тамара Николаевна, поехали!

– Вставай, девочка, – сказала Павловская, легонько ущипнувМарину за нос, как маленькую.