Гаврик ушел шагов на пятьдесят вперед, Петя на столько жеотстал, и было условлено, что, в случае если они заметят что-нибудьподозрительное, свистнут в четыре пальца. Петя шел сзади, на всякий случайприготовив пальцы, и почему-то больше всего боялся, что если придется свистеть,то вдруг у него ничего не выйдет. Но вокруг все было спокойно, и, пройдя встороне от дороги, они благополучно добрались до хуторка, где у виноградникаРодиона Жукова встретил Терентий. Петя видел, как они обнялись, долго хлопалидруг друга по спине, смеялись, а затем пошли к шалашам, где уже в темноте поддеревьями трещал костер, рассыпая золотые искры.

Когда немного погодя Петя подошел к шалашам, то РодионЖуков, окруженный народом, уже сидел перед костром и, раскуривая маленькуюносогрейку с жестяной крышечкой, говорил:

– Таким образом, товарищи, посмотрим, какие же событияпроизошли за последние полгода после Пражской конференции? Во-первых,восстановилась партия. И это самое главное. Вам не надо объяснять, как онавосстанавливалась, какие невероятные трудности пришлось нам всем преодолеть.Бешеные преследования царской полиции. Провалы. Провокации. Постоянные перерывыв работе местных центров и нашего общего центра – Центрального Комитета. Но всеэто теперь, слава богу, уже позади. Наша партия смело, уверенно идет вперед,развивая свою работу и влияние в массах. Но развитие партийной работы теперьуже идет не по-старому, а по-новому. Что у нас осталось после разгромареволюции Пятого года? Одна нелегальщина. Теперь же к нашим нелегальным ячейкам,к ячейкам тайным, узким, еще более спрятанным, чем прежде, присоединяется болееширокая, легальная марксистская пропаганда. Именно в этом сочетании легальногос нелегальным и заключается своеобразие подготовки революции в новых условиях.Мы идем, товарищи, к новой революции под лозунгами демократической республики,восьмичасового рабочего дня и полной конфискации всей помещичьей земли. Вызнаете, что эти лозунги обошли всю Россию. Их приняли все передовые,сознательные пролетарии. Одним словом, отступление кончено.Либерально-столыпинская контрреволюция доживает последние годочки. Растутстачки – растет восстание. Это революционный подъем масс, это началонаступления рабочих масс против царской монархии…

Петя не спускал глаз с Родиона Жукова, с его лица, резкоосвещенного льющимся, трескучим пламенем костра. Теперь это был совсем не тотЖуков, которого Петя видел в детстве и запомнил на всю жизнь. Это был не тотЖуков, которого Петя встретил в Неаполе, и даже не тот, который только что шелбосиком по степи с круглой корзиной на голове. Это был какой-то другой, новыйЖуков – товарищ Васильев, строгий, почти суровый, с требовательно прищуреннымиглазами, твердо очерченным ртом и коротко, по-заграничному подстриженнымиусами. Это был матрос, ставший капитаном.

– Теперь поговорим о выборах в Четвертую Государственнуюдуму, продолжал Жуков. – Российская социал-демократическая рабочая партиявыступила перед выборами, несмотря на весь гнет преследований, несмотря намассовые аресты, с более ясной, отчетливой, точной программой, тактикой,платформой, чем какая бы то ни было другая партия. Так формулирует ВладимирИльич Ленин-Ульянов в «Рабочей газете» обстановку, сложившуюся накануневыборов…

В это время Гаврик потянул Петю за рукав.

– Что ж ты здесь расселся, как барин? – прошептал он. – Надоидти охранять.

Петя осторожно выполз из круга и вдруг увидел отца. ВасилийПетрович со скрещенными на груди руками стоял, прислонившись к дереву, и таквнимательно слушал Родиона Жукова, что даже не повернул головы, когда Петя,проходя мимо, задел его плечом. Волосы в беспорядке падали на его строгонаморщенный лоб, и в каждом стекле пенсне отражалось по маленькому костру.

Петя и Гаврик обошли хуторок и свернули на дорогу к станции.Недавно вместо конки пустили электрический трамвай, и теперь издали слышалосьего виолончельное гуденье, над темными садами бежала синяя электрическаязвездочка, и яркий свет из вагонных окон падал во все стороны, делая степнуюночь еще темнее.

Вдруг Гаврик остановился и стиснул Петину руку. Петя увиделнесколько белых фигур, которые одна за другой, как гуси, шли со станции пообочине дороги прямо к хуторку. И, прежде чем Гаврик успел прошептать:«Полиция!» Петя уже понял, что это наряд городовых в своих белых летнихрубахах. Когда мальчики, с трудом переводя дух, прибежали к костру, Жуковпродолжал говорить:

– Ликвидаторы кричат о приличной, цензурной, извините завыражение, «платформе для выборов». А мы, большевики, считаем, что не«платформа» для выборов, а выборы для создания революционнойсоциал-демократической платформы. Мы уже использовали выборы для этой цели ииспользуем их до конца, используем даже самую черную царскую думу дляреволюционной проповеди, агитации, пропаганды… Вот как-с!

Родион Жуков сердито откашлялся, потянулся к костру, чтобывытащить уголек и зажечь погасшую трубку, но в это время Гаврик что-то шепнулТерентию, и Терентий, не вставая, поднял руку.

– Одну минуточку, товарищи… К порядку ведения собрания, –спокойно, даже как бы деловито сказал он. – Прежде всего прошу соблюдать полноеспокойствие и революционную выдержку. Нас окружает полиция.

Петя подумал, что сейчас все вскочат, выхватят оружие… Онсорвал с плеча берданку, из которой так и не успел выстрелить, пока они бежалиот городовых. «Вот оно, начинается!» – подумал он с ужасом и восторгом.

Но, к его крайнему удивлению, все продолжали совершенноспокойно сидеть вокруг костра. Только Родион Жуков резким движением выбил обземлю свою трубочку и спрятал ее в карман.

– Всем оставаться на местах, а тебе, Родион Иванович, и вам,Тамара Николаевна, – обратился Терентий к Павловской, – на некоторое времяпридется скрыться. У нас тут есть недалеко подходящее местечко… Гаврик, ану-ка, ходом! Проводи наших нелегалов в балочку. Пусть они там пересидят.

– Ах, будь они трижды прокляты, помешали на самом интересномместе! – сказал весело Родион Жуков, вставая. – Вот вам, товарищи, наглядныйпример нашей тактики: сочетание легального с нелегальным. – И глаза его лукаво,но вместе с тем и грозно блеснули при свете костра.

– Иди, иди, лезь в подполье! – нетерпеливо сказал Терентий.