– Это всего лишь слова, святой отец! – Он явно углядел переполняющие меня чувства. – Что толку от слов?

– Тут некого винить, Адам. Помимо воспоминаний, слова – это все, что у нас есть. Я не хотел тебя расстраивать.

Его сожаление ничуть не затронуло меня, и, глядя на сочную траву, укрывающую мою мать, я чуть ли не впервые в жизни ощущал лишь совершеннейшую пустоту. Даже гнев куда-то пропал.

– Ничем вы не можете мне помочь, святой отец…

Он прижал к своему облачению молитвенно сложенные руки.

– Такая потеря способна нанести неописуемый урон мятущимся душам! Ты должен уделить внимание тем своим родным, которые у тебя до сих пор есть. Вы можете стать утешением друг для друга.

– Хороший совет. – Я повернулся уходить.

– Адам…

Я остановился. В глазах священника явственно проглядывала тревога.

– Веришь или нет, но обычно я держусь подальше от дел других людей – если только, естественно, меня не попросят. Так что не уверен, стоит ли вмешиваться. Однако кое-что меня сильно смущает. Можно задать тебе один вопрос?

– Конечно.

– Я правильно понял, что Дэнни был влюблен в Грейс?

– Правильно. Был.

Священник покачал головой, и выражение встревоженного недоумения усилилось. От него буквально волнами исходили тоска и уныние.

– Святой отец?

Он махнул рукой в сторону возвышающейся над нами церкви.

– После службы я нашел там Мириам. Она стояла на коленях перед алтарем, плакала. Причитала, на самом-то деле. – Священник опять покачал головой. – Едва могла связно говорить. Она проклинала Господа, прямо в моем присутствии! Я очень обеспокоен. Я до сих пор ничего не могу понять.

– Что не можете понять?

– Мириам плакала по Дэнни. – Он разорвал переплетенные пальцы, раскинул ладони, как крылья. – Она сказала, что они собирались пожениться.

Я как наяву представил себе эту сцену, когда заводил машину, – Мириам в ее свободном черном платье, ее лицо, полное ненависти и тайной обиды. Увидел, как она кривится перед сверкающим крестом, сцепив руки, как проклинает Господа в его собственном доме, чураясь помощи честного священника. Наверное, как раз в этот момент я все и понял – увидел все уродливые кусочки всего этого, сложившиеся в единую картину. Это была Грейс, совершенно неподвижная, поднявшая голову к небесам, когда тетка Дэнни произнесла: «Я знаю, что он очень тебя любил». И это было лицо Мириам у нее за спиной, ее вдруг бессильно обмякшее тело, темные стекла, прикрывающие ее глаза, когда эти слова раскатились над гробом Дэнни, а скорбящие чужаки склонили головы, молчаливо оплакивая большую потерянную любовь.

Мириам сказала священнику, что они с Дэнни собирались пожениться. Мне она сказала то же самое, но про Грея Уилсона.

«Он собирался жениться на мне».

Дэнни Фэйт. Грей Уилсон.

Оба мертвы.

Все обретало новое значение; и хотя ничего не выглядело определенным, меня вдруг охватило предчувствие чего-то страшного. Я подумал о последнем, что сказал мне священник, – о заключительных словах Мириам, которые она бросила перед тем, как выбежать из церкви, оставив в растерянности ее настоятеля.

«Нету никакого Бога!»

Кто скажет такое человеку веры? Только тот, у кого ее уже не стало. Тот, кто ее окончательно потерял.

А я с такой готовностью не видел этого!

Попытался набрать Грейс, но она не ответила. Когда позвонил в дом отца, Дженис сообщила мне, что он опять уехал охотиться на собак. Нет, сказала она, Мириам здесь нет. Грейс тоже.

– Ты знала, что она была влюблена в Дэнни? – спросил я.

– Кто?

– Мириам.

– Не говори ерунды!

Я захлопнул телефон.

Грейс ничего не знала, вообще ни черта, и я поехал быстрее, разгоняясь до тех пор, пока машина подо мной не стала казаться совсем невесомой. Я по-прежнему мог ошибаться.

«Господи, прошу тебя, пусть я ошибаюсь!»

Я резко свернул к подворью Долфа. Грейс должна быть там. Может, и где-то за пределами дома, но все равно там. Перескочив через предохранительную решетку от скота, я остановил машину. Сердце колотилось о ребра, но вылезать я не стал.

У пса на крыльце были высокие треугольные уши и грязная черная шкура. Подняв голову, он уставился на меня. Морда у него была вся в крови. Зубы отблескивали красным.

Из-за угла дома вынырнули еще две собаки, одна черная, другая коричневая. Они вприпрыжку бежали вдоль стены, опустив носы вниз и ощерив зубы. Одна подняла голову и фыркнула в мою сторону, высунув розовый язык – глаза ее жадно метались по сторонам, словно порхающие над землей птицы.

Я опять перевел взгляд на пса на крыльце. Большой. Чернющий. С верхней ступеньки стекали вязкие кровавые ручейки. Никакого движения в доме, дверь плотно закрыта. Другие собаки присоединились к первой, взлетели по ступенькам на крыльцо. Одна подбежала слишком близко, и здоровенный пес тут же набросился на нее вихрем черного меха и оскаленных зубов. Все было кончено за считаные секунды. Незваный гость совершенно по-человечески взвизгнул и тут же отпрянул назад, поджав хвост, с разорванным в клочки ухом. Я посмотрел, как он исчезает за домом.

В результате на крыльце остались две собаки.

Лижущие пол.

Я откинул крышку мобильника, позвонил Робин.

– Я у Долфа, – сообщил я ей. – Тебе нужно срочно сюда.

– Что происходит?

– Что-то плохое. Пока не знаю.

– Мне этого мало.

– Я в машине. Вижу кровь на крыльце.

– Дождись меня, Адам.

Я посмотрел на кровь, стекающую по ступенькам.

– Не могу, – сказал я и отключился.

Медленно открыл дверцу, наблюдая за собаками. Осторожно высунул одну ногу, потом другую. Ружье лежало в багажнике. Заряженное. Потянулся к рукоятке замка. Когда крышка багажника с глухим хлопком подскочила вверх, псы подняли головы, а потом вернулись к своему занятию. Пять шагов, прикинул я. Пять шагов до ружья. Пятнадцать футов до собак.

Оставив дверцу открытой, попятился вдоль борта машины, нащупывая приоткрывшуюся крышку. Просунул палец под металл, приподнял. Когда она бесшумно поднялась, рискнул бросить взгляд внутрь. Ружье закатилось в самую глубину, стволами вперед. Моя рука сомкнулась на шейке приклада. Глаза на собаках.

Наконец ружье вылезло целиком, гладкое и лоснящееся. Я переломил его, чтобы проверить стволы. Пусто. Черт! Джейми, должно быть, разрядил его.

Бросил взгляд на крыльцо. Одна собака по-прежнему не отрывала морду от досок, но большой черный пес неотрывно смотрел на меня, не двигаясь. Я рискнул заглянуть в багажник. Коробка патронов лежала на его дальней стороне – перевернутая, все еще закрытая. Я потянулся к ней, потеряв из виду крыльцо. Приклад стукнулся о машину, и мои пальцы наконец сомкнулись на коробке. Я выпрямился, ожидая бесшумного броска, но пес по-прежнему оставался на крыльце. Моргнул, вывалив разукрашенный красным язык.