Она нацелилась на меня колючим взглядом:

– А ты с моей мамашей зря времени не терял, как я погляжу.

– Она скучает по вам.

Сара расслабленно отмахнулась.

– Чушь! Она скучает по своей молодости, скучает по тем вещам, которые потеряла. Я не более чем символ всего этого.

– Но Грейс – ее внучка?

Голос Сары поднялся:

– Я никогда не позволила бы ей воспитывать своего ребенка! Я знаю, на что похож этот путь: узкий, жесткий и беспощадный.

– Так что вы соврали насчет аварии?

Она помассировала свои безжизненные ноги.

– Насчет аварии – нет. Но моя дочь выжила.

– И вы от нее отказались?

Улыбка Сары была холодной, глаза – словно два зеленых кусочка нефрита.

– Ну какая из меня мать? Я думала, что, может, смогу стать матерью, но лишь обманывала саму себя. – Она отвернулась. – У меня к этому никогда не было ни предрасположенности, ни навыка. Во всех смыслах.

– А кто отец?

Сара вздохнула:

– Мужчина. Высокий, симпатичный и гордый, но всего лишь мужчина.

– Долф Шеперд, – произнес я.

Вид у нее стал испуганный.

– С чего ты взял?

– Вы отдали ему ребенка на воспитание. В записке, которую вы передали мне, вы написали о хороших людях, которые любят его. О хороших людях, которые будут помнить. – Ее лицо затвердело. – Нет никакой другой причины, по которой вы стали бы это делать.

– Ничего-то ты не понимаешь, – медленно проговорила она.

– Все сходится.

Сара смерила меня взглядом, прикидывая свои дальнейшие слова. А когда заговорила, то прозвучали они с окончательной категоричностью. Словно она только что приняла какое-то жесткое решение.

– Зря я вообще с тобой разболталась, – произнесла она.

* * *

Хоронили Дэнни Фэйта под скучным, стального цвета небом. Мы расположились на складных стульчиках, которые могли быть отштампованы из того же самого металла. Все вокруг было настолько пропитано парким зноем, что одежда стала влажной, а цветы поникли. Какие-то женщины, которых я никогда раньше не видел – при всем параде, явно потребовавшем немало времени и усилий – обмахивались колючими жесткими веерами. Похороны были организованы и оплачены теткой Дэнни, с которой я никогда раньше не встречался. Я достаточно легко ее вычислил – у нее были такие же рыжие волосы, – а остальных женщин отнес к ее подругам. Они приехали на старых машинах в компании тихих незаметных мужчин, и их бриллианты гордо соперничали друг с другом своим блеском в пустом сером свете.

Вид у тетки был совершенно измочаленный, но я наблюдал за ней в молчаливом восхищении. Гроб стоил дороже ее машины. Ее подруги поехали в такую даль, чтобы быть рядом с ней.

Хорошая женщина, подумал я.

Некоторое время мы сидели в практически полном молчании, дожидаясь назначенного времени и слов, которые сопроводят Дэнни в последний путь. Грэнтэма я заметил в тот самый момент, когда его глаза отыскали меня. Он стоял в отдалении, в темном пиджаке, застегнутом на все пуговицы. Наблюдал за собравшимися, изучал лица, и я постарался не обращать на него внимания. Он выполнял свою работу – ничего личного, – но я заметил, что мой отец тоже следит за ним взглядом.

Священник был тот же, что и на похоронах моей матери. Годы жестоко обошлись с ним. Тоска струилась у него из глаз. Лицо вытянулось, длинное и измученное. И все же слова его были полны умиротворяющей силы. Согласно опускались головы. Женщины крестились.

Грустная ирония ситуации давалась мне нелегко. Я нашел Дэнни в одной яме, только чтобы его уложили в другую. Но я тоже склонял голову временами, и молитвы тоже скатывались с моих губ. Он был моим другом, и я подвел его. Так что я молился за его душу.

И молился за свою.

Когда священник закончил свою речь о спасении и вечной любви, я внимательно посмотрел на Грейс. Ее лицо ничего не выражало, но глаза у нее были такие же голубые, как у Долфа. Держалась она скованно, прижимая к черному платью крошечную сумочку. Но даже здесь, в таком месте, все глаза словно украдкой искали ее. Даже женщины уделяли ей внимание.

Закончив, священник дал знак тетке Дэнни, которая медленно двинулась к могиле и положила на гроб белый цветок. А потом повернулась и двинулась вдоль ряда стульчиков. Пожимала протянутые к ней руки, произносила слова благодарности – моему отцу, Дженис и Мириам. Ее лицо впервые смягчилось, когда она остановилась перед Грейс. Взяла ее ладошку обеими руками и задержала в них, так что все отметили этот момент.

На лице у тетки расцвела улыбка.

– Я знаю, что он очень тебя любил. – Она отпустила упавшую руку Грейс, и по ее увядшему лицу скользнули слезы. – Из вас вышла бы чудесная пара.

А потом всхлипнула и отошла – согбенная фигура под небом цвета замаранного металла.

* * *

Ее подруги, потянувшись за ней, забрались в старые автомобили вместе со своими молчаливыми супругами. Моя родня тоже уехала, но я по какой-то непонятной причине задержался. Нет, сказал я себе. Не стоит врать даже себе самому.

Я хорошо знал эту причину и никого не сумел обмануть. Ни своего отца. Ни священника.

Никого.

Я сидел на маленьком металлическом стульчике, пока все не разъехались, за исключением могильщиков, которые держались на почтительном расстоянии. Поднявшись, посмотрел на них – на простых мужиков в поношенной одежде. Они будут ждать столько, сколько потребуется. Они привыкли к этому, им платили за это. А потом, когда все уйдут, опустят Дэнни Фэйта в землю.

Я поискал взглядом Грэнтэма, но его уже не было. Последний раз положил руку на гроб своего друга, ощутив идеальную гладкость дерева под пальцами, а потом повернулся и двинулся вниз по длинному склону, который вел к надгробию с именем моей матери. Опустился на колени в траву, прислушиваясь к далекому постукиванию гроба, опускающегося в землю. Склонил голову и произнес последнюю молитву. Надолго застыл так, вновь переживая все то, что навеки осталось в памяти, и постоянно возвращаясь мыслями к тому дню под мостками, когда косые лучи света зажгли в ее глазах яркий огонь. Мать сказала тогда, что мир полон волшебства, но она ошибалась. Бо́льшая часть этого волшебства умерла вместе с ней.

Когда я наконец встал, то увидел рядом священника.

– Прости, если помешал, – произнес он.

– Здравствуйте, святой отец. Ничуть вы мне не помешали. – Я махнул в сторону могилы Дэнни. – Служба была просто замечательная.

Он двинулся, чтобы встать рядом со мной, пристально глядя на надгробие моей матери.

– Знаешь, я до сих пор часто думаю о ней. Такая жалость. Такая молодая. Настолько полная жизни…

Я понял, куда ушли его мысли. «Настолько полная жизни, пока не забрала свою собственную». Покоя, который я только что чувствовал, как не бывало. На его месте вырос знакомый гнев. Где был этот человек, спрашивал я себя, этот служитель Божий? Где он был, когда тьма поглотила ее?