– Я живучая. Меня не так просто одолеть, особенно какой-то самодовольной сучке.

– Хочешь, посмотрю, насколько там серьезно? – Я указываю на ее бок.

– Ты что, гребаный доктор? У меня дырка там, где ее не должно быть. Конечно, это чертовски серьезно!

Ви в состоянии шутить, и от этого мне немножко легче. Я оглядываюсь на дом. Он корчится в огне. Пламя облизывает бока, начиная с крыши. В воздух поднимаются густые клубы дыма. Только фасад более-менее цел, но это ненадолго. Сквозь разбитые окна пробивается зарево пожара.

Я закрываю глаза и опускаю голову. Я выдохся. Мышцы дрожат от напряжения. Не знаю, сколько у меня осталось сил. Но я должен попытаться.

– Я вернусь за Уиллой, – говорю я Ви.

Она вцепляется в мою руку удивительно крепкой хваткой:

– Черта с два.

– Она еще там. И она связана. Я должен ей помочь.

– Нельзя. Это слишком опасно. – В голосе Ви страх.

Накрываю ее руку своей.

– Я должен.

– Она же просто монстр, – ахает Ви.

Я думаю об отце, о его улыбках и объятиях; о том, как смягчался его голос, когда он говорил, что любит нас. Он тоже был монстром. Но я до сих пор верю, что в нем было что-то еще, кроме этого. Что он любил нас. Что мы были для него важны. И если я верю в хорошее в отце, то должен верить в хорошее и в Уилле.

Я убежден: монстров не бывает. Есть люди, которые принимают плохие решения, иногда просто ужасные, – но они все равно люди.

– Знаю. Но она все-таки человек.

Пальцы Ви впиваются в мою руку.

– Она не стоит того, чтобы рисковать из-за нее жизнью.

– А если я позволю ей погибнуть, кем тогда буду?

Ее хватка слабеет.

– Коннор, пожалуйста, не надо…

Я думаю о сестре Гармонии – раненой, истекающей кровью, – которая вонзила нож в шею человеку, собиравшемуся застрелить меня. Помню, как пообещал себе, что стану таким, как она. Пора выполнять обещание.

– Я должен.

Пошатываясь, со стоном поднимаюсь на ноги, и все вокруг начинает вращаться, кожа немеет, в нее словно впиваются колючки. Передо мной нависает дом – как из фильма ужасов, ставшего реальностью. Спотыкаясь, я бреду к нему.

42

Гвен

Стою посреди номера, стиснув мобильник Коннора в надежде, что это как-то поможет узнать, где мой сын. Открываю телефон, ввожу обычный пароль, но экран блокировки мигает и гаснет. Пароль неверный. Пробую другой вариант – опять не то. Если и третья попытка будет неудачной, телефон заблокируется. Не хочу рисковать.

Вместо этого провожу пальцем вниз по экрану и вижу последние сообщения. Мне очень нужна хоть какая-то подсказка. Из приложения «Шустросипеды» пришло уведомление, что срок проката истек, с вопросом, не хочет ли сын продлить его.

Мой пульс учащается. «Шустросипеды» – это те желтые велосипеды, которые можно взять напрокат по всему городу. У нас в Ноксвилле тоже есть такие. Мы всей семьей зарегистрировались у них на сайте в начале года, пока однажды на выходных я не получила травму во время поездки в Гринуэй. Трясущимися пальцами открываю приложение на своем телефоне. И вижу данные о последнем прокате, в том числе – где взят велосипед и где оставлен. Увеличиваю вторую картинку и хмурюсь. Какое-то место посреди леса. Зачем Коннору туда?

И тут в голове что-то щелкает. Бросаюсь к себе в комнату и хватаю папку с материалами о Джульетте. На дне папки лежит карта города с отмеченными на ней ключевыми пунктами. Один из них – Угрюмая хибара. Сравниваю с картой в телефоне: то же самое место.

Меня снова охватывает паника. Именно в Угрюмую хибару Уилла и Мэнди, по их словам, водили Джульетту в день ее исчезновения. Наплевать, совпадение это или нет, но я не хочу, чтобы мои дети приближались к месту, где часто бывают эти девицы.

Засовываю оба телефона в карманы и бегу к машине. Не нужно никакой интуиции, чтобы понять: дело плохо. Вот-вот произойдет что-то ужасное.

Это чувство преследует меня с тех пор, как в начале недели Леонард Варрус прислал электронное письмо. Тогда я поняла: скоро все станет гораздо хуже. Но не представляла насколько.

Мой мобильник автоматически подключается к машине. Я активирую голосовое управление и выезжаю со стоянки.

– Позвони Сэму, – приказываю я. Обращаюсь к нему первому чисто инстинктивно. После нескольких гудков телефон переключается на автоответчик, и я понимаю: конечно, он не может ответить. Сэм же в полицейском участке. Возможно, у него даже нет телефона.

Не важно. Все равно произношу: «Если получишь это сообщение, позвони. Коннор и Ви пропали. Боюсь, что-то случилось». Не знаю, что еще добавить. Сэм в нескольких часах езды и вряд ли сейчас поможет, даже если он на свободе.

Но он все равно нужен мне.

– Мне страшно, Сэм, – прошу я, задыхаясь. – Позвони мне.

Отключаюсь и приказываю автомобилю набрать номер Кец, пока мчусь по городу. К счастью, та отвечает после первого гудка.

– Гвен… – начинает она извиняющимся тоном.

Я обрываю ее:

– Некогда объяснять. Коннор и Ви в беде. Ты должна связаться с Сэмом. Он мне нужен.

– Он арестован. Уже еду.

Я слышу, как Кец гремит ключами и открывает дверь. Видимо, она дома, потому что на заднем плане раздается голос Ланни:

– Что случилось? Куда ты? Это мама звонит?

Голос дочери одновременно утешает и ранит. Слышать Ланни и знать, что она в безопасности, – большое облегчение. Но страх в ее голосе ранит глубоко.

Кец что-то отвечает ей, потом я слышу шорох, и в трубке возникает Ланни:

– Мама, ты где? Что происходит? Что с Сэмом? Мне никто ничего не говорит!

Я делаю глубокий вдох. Надо казаться спокойной, обнадежить дочь, но я понимаю, что сейчас это невозможно из-за прилива адреналина.

– Ланни, милая, я люблю тебя. Знаю, ты волнуешься. Я тоже. Поэтому дай мне опять поговорить с Кец.

– Мам… – Ее голос дрожит.

Затем в трубке снова возникает Кец:

– Я доберусь до Сэма.

– Позаботься о Ланни, – прошу ее.

– Я о них позабочусь. А ты займись тем, что у вас там происходит.

Киваю, хотя Кец не может меня видеть, и отключаюсь.

К Угрюмой хибаре не ведет ни одна дорога – по крайней мере, обозначенная на карте. Единственный признак, что здесь есть поворот, – две колеи, уводящие от шоссе куда-то за деревья. Вхожу в поворот почти на полной скорости, машина вздрагивает и протестует, когда я перелетаю через узкую канаву и, подпрыгивая на ухабах, мчусь по полю.

Ночь в разгаре, вокруг давно