Ты должен послать следующий текст:

"Уважаемый доктор А!

На Ваше счастье, обстоятельства сложились таким образом, что теперь мы в состоянии выполнить Вашу просьбу. Информация, только что полученная со спутника, без сомнения, должна Вас заинтересовать. Поэтому нам имеет смысл встретиться и лично обговорить условия, на которых мы смогли бы ее Вам передать. По независящей от нас причине, такая встреча не может состояться непосредственно на Плероме, поэтому двадцать восьмого сентября по синхронизированному времени я буду ждать Вас на терминале ТКЛ3504.

Всегда к Вашим услугам,

А.В. "

Конец текста.

После того, как пошлешь это письмо, постарайся проконтролировать все приходящие и исходящие сообщения. Если придет сообщение от Абметова сделай так, чтобы оно не попало ни к Вэнджу, ни к Зимину. Ответь на него сам, главное — убедить Абметова приехать на ТКЛ3504. О любых своих действиях сообщай мне немедленно. У меня — все. Удачи.

Ф.И.

Полной уверенности в том, что Абметов проглотит наживку у меня не было, но другого пути я не видел. Не Абметов, так кто-нибудь другой из его же компании, обязательно прибудет на терминал. Я счел, что на обмен посланиями и на дорогу до терминала одиннадцати стандартных дней мне хватит. Теперь я был готов к свиданию с Виттенгером.

Татьяна слышала мой ответ Берху. Рассказ она дочитала.

— Я кажется догадалась, — произнесла она сдавленным шепотом, — неужели история повторяется?

— Ну не так буквально, — повторил я слова Вэнджа.

— На самом деле, никакой истории не существует…

— В смысле?

— Есть только след прошлого в настоящем. След следа — я бы тaк сказала…

— Ты это по поводу «влияния настоящего на прошлое» вспомнила?

— Да. Прошлое восстанавливают по его следу в настоящем. А Шанделье восстанавливал события по их следу в Цойтане, или где там…— она заглянула в текст, — ну да, в Цойтане.

— Так ты думаешь, он это имел в виду?

— Думаю, да… Занимательная штука получается, — вслух размышляла Татьяна, — постоянно наступаем на одни и те же грабли. Вообразили себе, что разум это что-то вроде высшей рациональности — рациональности в квадрате, если учесть рефлексию. Нет, все совсем наоборот: разум — это когда шиворот навыворот, когда назло себе и этой идиотской рациональности.

Через две стандартные недели ее слова ужасным образом подтвердятся. Но сейчас я сказал:

— В среднем, мы ведем себя вполне рационально. До тошноты рационально. Особенно, если знаем что нам нужно, или куда…

— Эх, кабы знать заранее, куда нам нужно, — вздохнула Татьяна.

— Туда, где нас нет.

— Опять банальность, — отмахнулась она, — банальность как средство уйти от ответа. Помогает, однако…

Она подошла к окну, встала на цыпочки, потянулась.

— Смотри, не улети, — предостерег ее я. Она обернулась, сказала задумчиво:

— Улететь не трудно. Трудно оставить здесь то, что нельзя взять с собой… Я все равно не верю, что гомоиды — сапиенсы, — неожиданно добавила она.

— Правильно делаешь, что не веришь. Никакие они не сапиенсы. В смысле, они — рукотворные сапиенсы, а не инопланетные.

— Угу, ручные, я бы даже сказала, — поддакнула Татьяна, — а что ты с ними сделаешь, когда поймаешь? Как с Големом — вырвешь из зубов табличку с пентаграммой?

— Спроси чего-нибудь полегче…

— Пожалуйста, — не растерялась Татьяна, — кто их сотворил, Франкенберг?

— Он самый, но для тебя же безопаснее забыть его имя, как и все остальные имена, что ты слышала, — предостерег ее я.

— А Йохан, он с ними заодно? Только не говори, что его имя мне тоже нужно забыть.

Вот, оказывается, за кого она переживает!

— Забудь, но по другой причине.

— По какой другой? — настаивала она, — а, все шутишь…

— Шучу, — пошутил я.

Татьяне мой тон не понравился.

— Ладно, выкладывай, что ты имеешь против Йохана?

— А ты не догадываешься? Кто, по-твоему, был тем таинственным типом, что принес торговцу крылатую пирамидку?

— Издеваешься?!

— Ни капельки. Слишком много совпадений. Стоило мне рассказать Йохану про трехкрылый треугольник, как его объемное, если так можно выразиться, воплощение появляется в продаже на Оркусе. И Йохан бродит поблизости, хотя всем сказал, что летит на Землю.

— Но это действительно может быть просто совпадением.

— Ну да — если бы не одна деталь. Рассказывая Йохану о треугольнике я малость приврал — сказал, что внутри треугольника нарисован человеческий глаз. Теперь вспомни, как мы с тобой гадали, зачем на свободной грани пирамидки нарисовали темное пятно. Глаз на пирамидке изобразить нельзя — она же гоморкусовская, а не человеческая, поэтому Йохан ограничился темным пятном. Воображение у твоего шефа иссякло окончательно. Или ты считаешь, что пятно — это тоже совпадение?

Татьяна ничего не считала.

— А фраза, что передал торговец — «Милостью небес мы существуем» — она к чему?

— Должно быть, зашифровал что-нибудь личное. Автор без подписи обойтись не может. Давай спросим у Йохана — вот смеху-то будет!

— Будет вовсе не смешно, особенно, если ты ошибся, — покусывая губы проворчала она. — С другой стороны, если вспомнить, что имя «Йохан» означает «милость Иеговы» или «милость сущего», то может ты и прав.

Зерно сомнения я в ее душе посеял — теперь пускай растет само — меня йоханские дела не касаются.

Ближе к полуночи позвонил Виттенгер и назначил встречу на десять утра, у городского крематория.

Встречаться с Виттенгером у городского крематория становилось традицией (попойка в «Пунктеприемапищи» — не в счет). Не исключено, что и последняя наша встреча произойдет возле или внутри «старейшего здания в городе». Интересно, кто из нас двоих прибудет туда своим ходом?

Виттенгер опоздал на двадцать минут и, разумеется, не извинился.

— С повышением вас, господин полковник, — приветствовал я его. Дабы избежать хоть малейшего намека на иронию, фраза была отрепетирована заранее.

— Спасибо, дружище, — расцвел Виттенгер, — что нового скажешь?

— Смотря что считать старым…— вырвалось у меня само собою.

Ждать, пока он переспросит я не стал и начал пересказывать ему события, произошедшие со мной на Оркусе. Но, к моему удивлению, Виттенгер уже был наслышан обо всем от Шефа. Меня так и распирало от любопытства — почему Шеф вдруг решил привлечь его к делу гомоидов.