на то, о чем говорит. – Удалять его опасно, есть вероятность прорвать кровеносный сосуд. Могут возникнуть проблемы с восприятием звуковых сигналов, а в худшем случае – летальный исход. Твоя мать как твой опекун, проконсультировавшись со мной, решила так не рисковать. Ты сможешь вполне нормально жить дальше и так, но придется быть более осторожным – избегать любых угроз, любых вероятностей повреждения головы, чтобы осколок не сдвинулся вплотную к сосуду. Поэтому следует исключить активные виды спорта, не ввязываться в драки, сторониться ситуаций, которые могут закончиться применением физической силы. Тебе будет необходимо регулярно делать рентгенографию и МРТ головного мозга, чтобы отслеживать любые изменения в твоем состоянии. Также ты будешь время от времени страдать от сильных головных болей, однако я выпишу препараты, благодаря которым они уменьшатся.

Когда доктор ушел, Лайт пытался осмыслить услышанное. Получалось плохо. Ему чудилось, что он буквально ощущает намертво застрявший штырь в своем черепе. В таком состоянии он был не способен даже подумать о Лилин, а когда вспомнил о ней, ужаснулся.

– А что с Лилин? Она в порядке?

– Она в другой палате, милый. Сейчас с ней Талай. Ее родители беседуют с врачами.

Так он узнал о том, что подруга пострадала не меньше его.

– Ты можешь позвать Талая?

Мама кивнула и вышла. Она не знала, что Талай был не просто его другом, а парнем. Скорее подозревала, что он встречается с Лилин, и неважно сколько раз Лайт заверял, что они просто друзья. Он морально все еще готовился признаться ей, хотя и знал, что мама поддержит любое его решение, если это то, что делает его счастливым. Просто ему требовалось время.

Когда Талай переступил порог его палаты, парень выглядел так, словно не спал несколько ночей подряд – сломленным, и на его болезненно-сером лице так и застыла маска потрясения и подавленности.

Лайт и не вспомнил об их ссоре, он был слишком напуган диагнозом и сейчас нуждался лишь в утешении. Он даже не придал значение тому, что лицо Талая оставалось суровым, пока выливал на него нечеткие воспоминания об аварии. Но главного не сказал; не чувствовал, что готов. Он и сам еще не до конца взял в толк, что значит врачебный приговор.

– Лилин боится, что не сможет больше ходить. А ее родители так разозлились, особенно когда выяснили, что она была не пристегнута и пьяна. Один из анализов показал содержание алкоголя в ее крови. – Лайт знал, что ей не стоило столько пить. К следующему обвинению он не был готов. – Ты тоже пил? И все равно сел за руль? Как ты мог так поступить?! Ты не только сам чуть не погиб, но и испортил чужую жизнь!

Испортил чужую жизнь… Эти слова еще долго его преследовали.

Нет, не они поставили финальную точку в их отношениях. Тем не менее после них в душе включилась сирена, оповещающая: они уже никогда не вернутся к тому, что было. Может, Талай и не хотел его винить, и просто поддался эмоциям, но однажды Лайт понял, что ему легче, когда парень не приходит его навещать. Он ждал, когда же начнет скучать или тосковать, однако чувств не осталось. Видя Талая, он больше не чувствовал себя счастливым; в памяти всплывали лишь неприятные воспоминания. Присутствие парня давило, а не окрыляло.

Это было странно, но ему стало все равно. Именно он официально положил всему конец. Талай даже сопротивлялся, следовало отдать тому должное. Но парень руководствовался тем же, чем и в начале их отношений – нелюбовью терять то, что считал своим. Вспоминал о ценности Лайта, лишь когда появлялась реальная угроза его потерять. Никогда не отдавался ему без остатка, не вкладывал всего себя в отношения, как делал сам Лайт. Именно поэтому Лайт и не жалел, ведь сделал все для этой любви. Однако этого оказалось недостаточно. Так бывает… Фитиль их чувств дотлел до огарка, погружая уже во тьму другого рода. Глухую и безразличную.

Утопичность романтической идеи о бесконечности любви разбилась вдребезги о ледник реальности, а осколки не тянуло даже подбирать. Лайт больше не хотел быть «чьим-то». Да и позволить себе этого теперь не мог. Кто захочет парня с тикающей бомбой в голове? Он не имел права обрекать кого-то на такие испытания. Ему не хватало смелости для такой беспечности.

Понадобилось время, чтобы принять новую судьбу. Жизнь, в которой каждая минута может стать последней. Лайт осознал, что может исчезнуть, так и не начав жить по-настоящему, так и не сделав ничего значительного, так и не оставив после себя след. И решил пожертвовать музыкой, чтобы все же его оставить.

Период выздоровления длился долго. Проведенное в больнице время и разговоры с доктором Вонгратом натолкнули его на мысль: он тоже может спасать других. Помогать людям и искупить тем самым свою глупую ошибку, которая почти стоила жизни подруге. Хотя Лилин его ни в чем не винила. Чего нельзя было сказать о ее родителях, хотя его анализы не показали наличие алкоголя в крови, в отличие от результата их дочери. Через несколько недель они забрали ее, и Лилин первое время проходила физиотерапию, а после ее семья переехала в Америку, где нашелся специалист, который помог ей окончательно выздороветь. Там подруга и продолжила учиться. Ее семья противилась их дальнейшему общению еще в Бангкоке. И хотя они с Лилин иногда списывались, Лайт понимал их реакцию и не желал доставлять подруге новых проблем, поэтому позволил их дружбе ослабнуть и со временем угаснуть вконец. Так он и узнал, что длительность дружбы также имеет свой срок.

Жизнь научила его отпускать людей. Когда умер отец, он прозрел: люди могут покинуть его в любой момент. Будь то смерть или миллион других обстоятельств – люди исчезают, подобно зажженным огням. И если изначально помнить об этом и не привязываться ни к кому так сильно, как к Талаю и Лилин, будет не так больно. Он не станет больше зажигать фитиль… чтобы тот не догорал. Лайт принял решение: на медицинском он нацелится на учебу и не будет особо сближаться ни с кем. Отныне он не забудет об осторожности.

Мама отговаривала его бросать музыку, но, когда он сказал, что собирается учиться дальше, но хочет поменять специальность и стать доктором, она еще колебалась какое-то время. Последние события и так порядком ее вымотали. Прим было всего шесть, и маме пришлось оставить ее у бабушки, чтобы заботиться о нем. Лайт знал, что она пытается быть сильной, однако замечал, что мама не меньше