что самым наглым образом врывается в чужое пространство. Однако в собственном было так одиноко.

– Слушай…

Лайт одновременно с этим отшагнул и задел ведро, из-за которого споткнулся и упал. Остатки краски расплескались по полу, но пленка, которой он был устелен, немного спасла ситуацию. Правда это не очень помогло самому Лайту, у которого теперь перепачкалась не только футболка, а еще шорты и руки.

– Черт, да что ж такое! – Затем парень еще пару раз выругался на собственную неуклюжесть, в то время как Мин стоял на распутье: ему беспокоиться из-за испуганной реакции Лайта или наслаждаться его растерянностью и домашним обликом?

– Давай помогу.

– Ты сам испачкаешься, – проворчал Лайт.

Мин не послушался и помог парню подняться. Лайт уставился на его руку, которая ухватилась за запястье, скрывая прикосновением причудливое плетение вен. Какова она – история его тела? Мин хотел бы изучить историю каждого неприкрытого сантиметра этой кожи.

Они оба молчали, но, когда его рука двинулась выше и провела лиловую линию до самой шеи, было слышно, как под кожей лихорадочно бьется пульс и как Лайт сглотнул.

– Мин…

– Почему ты все это время был один?

Тело напротив замерло, хотя пульс продолжал биться, как загнанный в капкан зверек.

– Один раз попробовал, и это оказалось… больно. Больше меня любить не тянуло. – Мин знал, что Лайт говорит ему правду. – И не знаю, мне на самом деле никто не нравился, и я тоже никому не нравился. Пока я учился на врача, время пролетало неощутимо, а после просто перестал замечать его. Я не тот человек, который так уж страдает без любви. – Под конец казалось, что парень храбрится, хоть и пытается быть честным.

– Сейчас тебе тоже никто не нравится? – рука Мина продолжала водить по чужой коже маленькими кружками, пачкая все новые и новые участки кожи лиловым.

– Я… – Лишать Лайта способности говорить было даже приятно. Докторишка оказался не таким уж и хладнокровным по части любовных дел, каким выставлял себя на дне рождения. – …не знаю.

– Что же тебе нужно, чтобы узнать? – прошептал он, приближая свое лицо к чужому, но без резких движений. Сейчас хотелось замедлиться. Застыть.

– Мин… зачем ты это делаешь?

Каждый из них увидел собственное отражение в расширенных зрачках другого. Взгляд Лайта был слишком неразборчив, под стать врачебному подчерку. Мин никак не мог разобрать: в нем блестело негодование или пылал страх? И все же отчетливо чувствовал, что в глазах парня скрывалось что-то еще. Хрупкое, томящееся, ранимое.

– Возможно, ты не так умен, как все думают. – Уголок его губ приподнялся после недолгой паузы. – Пора уже догадаться, что ты мне нравишься.

Мин выглядел так, будто ни капли не волнуется, и по известным законам мироздания так и должно было быть. Он уже признавался в чувствах, однако этот момент всегда казался ему чем-то обыденным. Никогда ранее он не принимал его за что-то действительно важное. Его признания походили на слабые круги на воде, исчезающие в следующую секунду без следа. Сегодня впервые в эти слова он вложил ценность. Эти слова имели вес.

– Почему? – Лайт в ответ стал качать головой. – Я не понимаю, с чего тебе… что-то чувствовать ко мне.

Он шумно выдохнул и отнял руку от чужой шеи, но не отошел. Они продолжали стоять все так же близко друг к другу.

– Я бы тоже хотел знать ответ на этот вопрос.

– Тебе меня жаль? Поэтому? – Лайт забыл о перепачканных руках, запустив их в свои волосы.

Мин же удивленно вскинул бровь, передавая взглядом всю глупость услышанного предположения.

– Я не тот человек, который руководствуется жалостью в этих делах. И уж тем более не понимаю, почему ты считаешь жалость единственным возможным вариантом для интереса в свою сторону, – он тщательно подбирал слова, даже если это стоило больших усилий.

Лайт выглядел как школьник, впервые услышавший любовное признание и не знавший, как поступить. Удивительно, что этот человек несколько дней назад собственноручно принял роды, а теперь настолько растерялся от слов: «Ты мне нравишься».

– Я уже говорил тебе, что не ищу отношений, – ответил Лайт, пытаясь вернуть себе уверенность.

Но звучал так же наиграно, как и его собственное спокойствие в голосе. Однако с ним… сейчас… вдвоем… Мин отказывался принимать притворство. Он мог этого не делать, но все же решил, что иначе уступит. Поэтому обнял парня так крепко, как только мог. Как когда-то тот обнимал его, когда он в этом нуждался. Лайт как магнит вытягивал из него чувства, которые он сам заглушал.

– Знаешь, ты что-то сделал со мной. Я и сам не хотел быть таким, а, может, хотел, но не знал, что подобное все еще возможно. Мне казалось, что такому поврежденному сойдет тот образ жизни, который я выбрал. Я не искал настоящих привязанностей, но вот он я: обнимаю тебя, убеждая не отталкивать и дать мне шанс. – Мин вжался губами в ворот футболки и опалял чужую кожу своим теплым дыханием. Он выдыхал искренность после тонны лжи последних лет.

Лайт покрылся мурашками. Мин чувствовал их на неприкрытых участках кожи, которых касались его руки. Тянуло стать еще ближе, прикоснуться губами к шее, тревожить медленными, чувственными касаниями, пока Лайт не растает. Докторишка должен был растаять, ведь он умел доводить до этого. Не уверен Мин был лишь в действии слов, которые только что произнесли его губы.

– Ты тоже… – послышалось тихо, но отчетливо.

Вот бы увидеть глаза Лайта, чтобы прочесть ответ не только в звуках!

– … сделал со мной что-то. И мне жаль, что так вышло. Я не планировал никому рассказывать, но, боюсь, по-другому ты не отступишь. А у меня может не хватить сил и дальше…

Слова, которые не имели смысла. Лайт признавал, что тоже что-то чувствует к нему, и при этом собирался отвергнуть. Тем не менее Мин решил выслушать до конца. Он знал, что выиграет. Несмотря ни на что.

– Есть еще одна причина, почему я ни с кем не встречался. Причина, из-за которой никто не согласился бы быть со мной. Да и я не горел желанием ввязываться в то, что изначально обречено на провал.

– Меня сложно удивить.

– В то утро у больницы ты сказал, что больше всего боишься потерять близких. Что это сломает тебя. Я не хочу, чтобы ты снова пережил это.

Мин не понимал, почему Лайт вспомнил об этом сейчас. Зачем говорить о потерях, особенно в момент, когда он так близок к тому, чтобы получить человека, вернувшего и продолжавшего возвращать ему потерянные ощущения. Человека, которого он хотел рядом с