Может, теперь, когда Мэгги перешла в девятый класс, дела пойдут иначе. Теперь, когда она получила больше свободы. Теперь, когда все ее братья и сестры — Холлис, Сноу, Джозетт, Уиллард и Лароуз — учатся с ней в одной школе.

Питер и Нола съели по безвкусному печенью с тарелок, расставленных в коридоре. Они потягивали пережаренный кофе, ожидая, когда первый учитель закончит беседу с родителями, пришедшими раньше них. Наконец они вошли в класс.

— Если она пытается здесь утвердиться, пиная ногами двери, этот номер у нее не пройдет, — сказала Гермейн Миллер, учительница английского языка.

— Я стараюсь изо всех сил не заваливать ее: не сомневаюсь, что она подает надежды, — подытожила преподавательница общественных наук.

— Ах, если бы она делала домашнее задание! — покачал головой Кэл Дорфман над оценками по математике.

Нола объяснила, что Мэгги каждый вечер делает домашнее задание по математике. Питер добавил, что он даже пытался его проверять, но дочь теперь стала такой независимой. Все трое огорченно переглянулись. Учитель вздохнул и сказал, что Мэгги, вероятно, не сдает домашнее задание, поскольку ей не хватает организационных навыков. Отныне он каждый день будет останавливать занятия, пока она не вручит ему домашнюю работу. Дальше пошло то же самое.

Исключение составила физика. Мистер Хоссел встретил их блеклой улыбкой. Они представились, но тот уже заговорил о том, какая у них трудолюбивая дочь и как они должны гордиться ее дедуктивными навыками, логическим умом, дисциплинированным подходом к сдаче домашних заданий и тем, как хорошо она работает над групповыми проектами. Например, ее очаровали законы движения, и она превзошла всех в расчете скорости.

Нола раскрыла рот, Питер покраснел, мистер Хоссел еще сильнее воодушевился.

— Она была сверхкрасноречива, описывая электромагнитный спектр, — вскричал он.

— Мы родители Мэгги Равич, — напомнили они мистеру Хосселу.

Учитель почесал руки, поправил очки и продолжил:

— Хотелось бы, чтобы в классе было побольше таких учеников, как Мэгги. Меня впечатляет ее бесстрашие. Она не обращает внимания на ошибки. Это так необычно для молодежи. Они боятся, что их поднимут на смех. Вы же знаете этот возраст! Но Мэгги играет с идеей. Подбрасывает ее, чтобы вызвать дискуссию. В какой момент инерция становится импульсом? А мы можем измерить этот импульс? Она смотрит в самую суть вещей, — проговорил мистер Хоссел, задумчиво втянув носом воздух, после чего повторил золотые слова: — Вы должны гордиться дочерью.

Затем он показал ее отличные отметки.

Питер и Нола, сияя, вышли из класса мистера Хоссела. Они пересекли стоянку, держась за руки. Их объединяли противоречивые чувства.

— Наконец-то нашелся учитель, который привлек ее на свою сторону, — сказал Питер. — Он действительно…

Нола нерешительно промолвила:

— Он действительно говорил о Мэгги, мы не ошиблись?

— Может быть, в школе она показывает свое настоящее «я» только на его уроках, — ответил Питер. — Она доверяет Хосселу, как доверяет нам. Я вижу в ней храбрость, понимаешь? Дисциплину. Этот учитель открыл перед ней лишь одну дверь. Мне думается, дорогая, при таком настрое перед Мэгги откроются все двери! Это в ней было с рождения, согласись.

— Ты прав, как никогда.

Нола сжала его руку крепче. Они сели в машину и молча поехали домой. Всю дорогу Нола держала руку на колене Питера.

Когда они въехали на подъездную дорожку, Мэгги открыла дверь и со счастливой улыбкой помахала рукой. Обычно ее веселое приветствие после родительского собрания было попыткой смягчить страдания, которые, как ей было хорошо известно, она причиняла отцу. До этого года чувства Нолы ее не заботили. Но теперь ей было не все равно. Она старалась не допустить, чтобы настроение матери испортилось. Она не хотела вызвать рецидив. Пока родителей не было дома, Мэгги приготовила суп из овощей и бычьих хвостов, а кроме того, поджарила маленькие ломтики хлеба, как ее научила Джозетт. Мэгги любила готовить суп и жареный хлеб — или, по крайней мере, притворялась, что любит. Лароуз с таким умильным видом воровал у нее остывающий хлеб, перебрасывая из руки в руку жирные, горячие кусочки. Мэгги гонялась за ним по всей кухне. Нола смеялась над этим, чувствуя эйфорию. Питер тоже должен был ощущать эйфорию, но что-то в этой сцене его беспокоило. Было похоже на то, что эти двое разыгрывают для Нолы спектакль, давая ей возможность порадоваться нормальным отношениям между братом и сестрой, выливающимся порой в такое бурное веселье. Время от времени они смотрели на мать, стремясь убедиться, что та довольна.

В ближайшие выходные Нола хотела испечь торт с именем дочери, чтобы отпраздновать ее достижения в области физических наук. Но Мэгги заявила, что от тортов у нее случается понос.

— Но ты же любишь торты, — растерялась Нола.

— Мама, я хотела доставить тебе удовольствие. Но больше никаких тортов.

Мэгги прочитала об обсессивно-компульсивном поведении[239] в библиотечном журнале и приняла решение удерживать мать от чрезмерного увлечения чем-либо, кроме того, она действительно ненавидела торты из-за той нескончаемой их череды, которая последовала после смерти Дасти и появления Лароуза. Торты вызывали у нее дурные чувства, особенно торты с именами. Она не хотела видеть их в доме.

— Давайте посмотрим какой-нибудь старый фильм, например, из восьмидесятых, и поедим попкорн! Хотите?

Благодаря корзине с уцененными товарами в «Сенексе» у них завалялось несколько видеокассет с непросмотренными фильмами. Успокаивающими лентами прежних дней, такими как «Феррис Бьюллер берет выходной»[240], «Шестнадцать свечей»[241] и «Клуб „Завтрак“»[242]. Мэгги рассказывала Ноле о том, что, будучи подростком, ощущает связь с этими фильмами, хотя те и относятся к немыслимым временам, когда сотовые телефоны имелись только в автомобилях и к тому же были размером с обувную коробку. Да, они разговаривали. Вернее, говорила какая-то другая Мэгги, похожая на Молли Рингоулд[243], наконец смирившуюся с жизненными трудностями. А Нола говорила с ней, как говорят родители, с трудом подбирающие слова, но в конечном счете любящие своих детей. Питер вернулся домой и застал их сутулящимися в окружении подушек. Одна из них спала, а другая глядела в пространство, и на губах у нее играла призрачная улыбка.