Нола смотрела на это стоя. Сидящий сзади родитель толкнул Питера коленом, и тот попытался усадить жену на место.

— Мертвая! — раздался ее крик в притихшем зале. — Мертвая! Мертвая! Мертвая!

Мэгги узнала голос матери, и тот наполнил ее сердце радостью. Питер сжал плечо Нолы, шептал что-то ей на ухо, но та ничего не замечала. И это, как ни странно, заставило его почувствовать облегчение: сейчас ее поведение не казалось притворным или фальшивым, в нем не было никакого скрытого смысла. Это была Нола, которую он знал, а не смайлик, обозначающий улыбку. Это была настоящая, а не искусственная семья. В ней не было гнева и боли, в ней никто не повышал голоса. Еще недавно он ощущал себя одиноким, но сейчас он точно был не один, потому что Нола, похоже, совсем обезумела, и ее требовалось успокоить.

— Садись, черт тебя побери! — прозвучал грубый женский голос позади них.

Нола услышала это требование, держа виноградину за щекой. Она повернулась, открыла рот, чтобы дать достойную отповедь, и шкурка вылетела, точно зеленый плевок, приземлившись прямо на широкий розовый нос обидчицы. Последовало напряженное молчание. Муж пострадавшей в шоферской кепке с надписью «Песок и гравий Дакоты», грузный, похожий на медведя мужчина с покатыми плечами и усами моржа приподнялся. Он протянул руки, чтобы силой усадить Нолу на место, но та приемом, отработанным на отце Трэвисе, наклонилась и уперлась грудью в его ладони. Обладатель шоферской кепки опешил.

— Убери от меня свои лапы, — пронзительно крикнула Нола.

Питер видел только руки нахала. Миссис Шоферская Кепка все еще вытирала с лица остатки виноградины, когда кулак Питера взлетел в воздух. Было так приятно выпустить ярость, а затем тут же почувствовать раскаяние, когда человек в кепке наклонился, закрыв лицо руками. Нола, однако же, онемела от удовольствия. Игра была остановлена, и встревоженный мистер Хоссел был вынужден удалить с трибуны всех четверых родителей. Нола мечтательно шла, прильнув к руке Питера. Оба не смогли увидеть, что, когда прозвучал свисток, останавливая игру, их дочь послала мяч прямо в голову Брейлин. Отвлекшаяся девочка ослабила внимание, подставила лицо под удар, и теперь кровь из ее носа обильно текла на пол.

Судья поднял желтую карточку, вызвав в адрес Мэгги шквал негодования со стороны родителей, болевших за «Планеты». Их команда, воспылав гневом, заиграла с удвоенной энергией, желая отомстить, но потеряла контроль над игрой, часто ошибалась, пропускала легкие мячи, пыталась наносить резкие удары из неудобных положений и проиграла, отстав на восемь очков. Девочки из «Воинов» отпраздновали успех, шлепнув друг друга по ладоням, и понуро потянулись к раздевалке. Победа не доставила им обычной в таких случаях радости. Им казалось, будто они только что приняли участие в чем-то более важном и темном, нежели просто игра.

Они не поняли и половины случившегося, думала Мэгги, которую вид крови Брейлин на полу зала наполнил тихой радостью.

Когда Питера и Нолу вывели на улицу, Ландро и Эммалайн последовали за ними. Медведеобразный отец Брейлин с покрасневшим носом и его коренастая жена, носящая практичную стрижку под принца Вэлианта[245], подошли к своему пикапу. На парковке не было никого, кто мог бы помешать обеим сторонам продолжить начатую драку, но Вильдстранды к ней явно не стремились, а родителей Мэгги смущало присутствие учителя дочери. Мистер Хоссел внимательно посмотрел на них взглядом человека с раненой душой, развел, словно извиняясь, испещренными шрамами руками и удалился. Нола учащенно дышала.

— Что, если из-за нас он перестанет ставить ей отличные оценки? — спросила она.

— Мы можем забрать Мэгги, — сказала Эммалайн Питеру, — если вы с Нолой захотите поехать домой.

— Нет, нет, оставьте меня в покое, — выдохнула Нола, но Эммалайн не отступила, и выражение ее лица не изменилось.

Нола отказалась сесть в машину, хотя ее зубы выбивали чечетку.

Туман замерзал в воздухе. Сверкающие кристаллы кружились вокруг галогенных фонарей, оседали на автомобилях, ветровых стеклах и асфальте, которые теперь, казалось, принадлежали другому миру.

Эммалайн кивнула в сторону пикапа, двигатель которого работал на холостом ходу.

— Родители Брейлин! Ее матери вообще запрещено ходить на игры. В прошлом году ее лишили этого права.

И еще до того, как Нола успела пошевелиться, Эммалайн обняла сестру, а затем сразу отскочила. Это произошло так внезапно, что объятие закончилось прежде, чем Нола смогла отреагировать.

— Давайте останемся здесь, пока девочки не сядут в машины, — предложил Питер.

— Мэгги не виновата, — сказал Ландро. — Судья свистнул, когда ее рука уже была в воздухе.

Все четверо притопывали ногами и хлопали руками, пытаясь согреться.

— Пойдем в машину, — вкрадчивым голосом позвал жену Питер. — Мы увидим Мэгги, когда она выйдет.

Нола, прежде чем его послушаться, посмотрела на Эммалайн долгим взглядом. Он чем-то напоминал объятие Эммалайн. Нола не знала, добрым или злым он мог показаться. Пожалуй, с ее точки зрения, он был просто нормальным.

Сноу и Джозетт вышли из зала вместе с Мэгги. Брейлин направилась было в их сторону, но они недобро на нее посмотрели, и она юркнула к пикапу своих родителей.

— Откуда у нее эта злость на тебя?

— Она из моей старой школы. Однажды я пнула ее брата Багги по яйцам.

— Почему? — спросила Джозетт.

Мэгги посмотрела себе под ноги и пожала плечами.

— О, — произнесла Джозетт.

— Думаю, эта девица и ее брат все еще сходят с ума, — предположила Мэгги.

— Какого черта. Она охотилась за тобой, — возмущенно проговорила Сноу.

Не отрываясь, они смотрели, как пикап, в котором сидела Брейлин, с ревом выруливал с автостоянки.

— О боже мой! Вот это да!

К ним подошла Даймонд.

— Ты знаешь, что твой папа ударил отца Брейлин? А твоя мама плюнула в ее мать? У тебя отвязная семья, — заключила Даймонд.

Мэгги запрыгнула в автомобиль и уселась на заднем сиденье.

— Мама? Папа?

— Мэгги?

— Отличная игра, — отозвался Питер.

* * *

Отец Трэвис прокручивал в голове слова Эммалайн, прикидывая их так и эдак.

Это несправедливо. Игра не по правилам. Не это ли она сказала, когда он разговаривал с ней после занятия по тхэквондо? Он представлял себе, что Эммалайн после этих слов осталась… Но Эммалайн сунула платок обратно ему в руку и ушла вместе с Лароузом. Ее лицо, как это ни удивительно, не покраснело, не опухло. Оно не выдавало никаких эмоций, и по нему едва ли можно было догадаться, что она недавно говорила с такой страстью. И на его объяснение в любви Эммалайн не ответила.