когда проснулась… – вспоминаю я.

Она кивает, ее взгляд смягчается.

– Да, наверное, так. Открыв глаза, я увидела вокруг черноту и подумала, что у меня пропало зрение. Я не сразу поняла, что уснула за домом, – она обхватывает ладонями мое лицо.

Все эти моргания, красные опухшие глаза…

– Ройс, там, в школе, когда я увидела, что ты теряешь контроль, я запаниковала. Твои братья пытались меня удержать, они знали, что может случиться все что угодно, но я не слушала. Все, что я видела, – то, как ты теряешь себя. Я высвободилась и попыталась остановить тебя, пока все не стало совсем плохо… – Она умолкает, на лбу у нее появляются глубокие складки. – В полном стрессе я перестала видеть и запнулась… Ройс, ты не ударил меня, – шепчет она. – Просто я полетела прямо на твою руку, которую ты отвел назад. Я упала на нее.

Делаю шумный, тяжелый выдох.

– Ты был совершенно обезумевшим, свирепым, и все, что ты понял, – твоя рука отлетела назад и попала в кого-то, а потом ты увидел, как я рухнула на пол. Но в этом нет твоей вины. Я просто упала, понимаешь…

Ее глаза наполняются слезами, и мне хочется их смахнуть.

Я не могу допустить, чтобы они затуманивались из-за меня, опухали или…

Ладно, я эгоистичный придурок.

На самом деле я хочу, чтобы ее глаза смотрели только на меня, улыбались при виде меня, сверлили меня с гневом, если я того заслуживаю. Пусть она сможет видеть лишь одного человека на свете, но этим человеком буду я.

Прижимаю ее голову к своему плечу, и она вздыхает.

– Я сегодня ездил в наше место, туда, куда я возил тебя, помнишь? – говорю я. – И там были люди…

Она ждет продолжения

– Тот день уже давно миновал, но мне нужно, чтобы ты знала: это место и вправду было особенным для меня, и я запаниковал, как мудак, когда понял, что отдал тебе ту часть себя, которую никому не отдавал, что впустил тебя без разрешения в свою душу. Я попытался это скрыть, чтобы преуменьшить твою значимость для меня, устроил вечеринку, и теперь все разрушено: мое местечко раскрыто. – Я обхватываю ладонями ее лицо. – Вот что я делаю со значимыми для меня вещами – разрушаю их.

Она с болью в голосе шепчет:

– Ройс…

– Не позволяй мне разрушить тебя. Я – зло, и ты это знаешь.

Между нами затягивается молчаливая пауза; не выдержав, обвожу пальцами ее скулу, хочу, чтобы она посмотрела на меня.

Бриэль вздыхает, а я хочу пропустить через себя все, что она может со мной сделать. Мне это необходимо. Без этого я погибну.

Она придвигается ближе, и мой пульс ускоряется.

– Я уже говорила тебе, Ройс, в тот день, когда мы познакомились… – едва слышно произносит она, приблизив свои губы к моим. – Спокойствие не по мне. Мне нужен ураган. И мне нужен тот, кто проведет меня за руку через тьму. Мне нужен катастрофический беспорядок, потому что это и есть настоящая жизнь. Мне нужно что-то реальное и честное, пусть тяжелое, но настоящее, и неважно, что об этом больно будет думать. Я хочу испытать боль от чего-то настолько глубокого, что я буду истекать кровью, когда ранен будешь ты.

– Малышка, – я не узнаю собственный голос: раненый и одновременно ждущий.

Ее грудь наполняется воздухом, плечи расправляются.

– Ты был прав, – она смотрит на меня, будто прямо в душу, и шепчет: – Мне не нужен принц.

Черт меня подери, если это не волшебные слова. Слова, в которых я нуждался, но которых не было, потому что, как она сказала, я был прав, и я знал это, когда говорил ей про принца.

Она повторяет со смешком:

– Ты далеко не скромный парень и та еще сволочь.

Прижимаю ее к себе, неконтролируемое желание поджигает каждый мой нерв, испаряя весь алкоголь, оставшийся во мне. Я трезв и хладнокровен и смотрю в душу, тесно переплетенную с моей душой.

– Поверь мне, Динь-Динь. Я знаю.

Ее губы еще ближе к моим.

– Загладь свою вину передо мной, – выдыхает она.

И я принимаю ее губы.

Потому что они мои.

Как и вся она.

Вся она, черт побери.

Спустя мгновение Бриэль с усмешкой отстраняется.

– Теперь ты понимаешь?

– Понимаю что, сердце мое?

– Ты не можешь меня оттолкнуть. Я внутри тебя, и ты это знаешь, – ее голос становится тише. – Ты не смог бы вырвать меня из себя, даже если б попытался.

– А я больше никогда и не буду пытаться.

До меня наконец доходит то, что я давно слышал: не бывает ничего настолько четкого и ясного, чтобы не возникало вопросов, нет добра без капли зла, нет любви без сердечной тоски, и я знаю, что любовь вырастает лишь на корнях боли, но это необязательно говорит о том, что все безнадежно плохо.

Одиночество привело сюда Бриэль, боль притянула ее ко мне, желание нас связало.

Нужда узнает нужду.

Мы с ней нуждаемся друг в друге.

Но вселенная решает, что мы еще не на равнине, что надо взобраться еще на одну гору, оседлать мощную волну, прежде чем мы сможем дышать, и испытание является нам в виде рычащего «Мустанга Фэстбека» 1969 года.

Хватаю ее за руку и тяну к крыльцу с извинением в глазах.

Она тоже слышит машину и прищуривается.

– Это…

– Мальчики будут мальчиками, малышка.

– Ройс.

– Побудь тут.

– Это обязательно?

– Жизненно необходимо.

Бриэль пронизывает меня взглядом, потом смотрит через мое плечо. Из ниоткуда появляется папа, хватает ее и затаскивает в дом.

Сделав глубокий вдох, я киваю, разворачиваюсь и вижу, как старый масл-кар, взвизгнув тормозами, останавливается в пяти дюймах от моих ног.

Ну, вперед.

* * *

Из машины выходит Бас и ровно через четыре секунды оказывается прямо передо мной. Он швыряет мне в лицо пачку бумаг.

– У тебя для меня сообщение, Брейшо? Так я здесь. Выкладывай.

Не обращаю внимания на всю эту хрень, выставляю руки, и этот засранец не раздумывает, как, впрочем, все остальные в этом месте.

Он наносит удар прямо мне в челюсть.

Я не возражаю, прекрасно понимая, что заслужил, но он тоже далеко не невинный младенец, и получает в ответ.

Сплевываю, облизываю губы и улыбаюсь, глядя на паршивца.

Угольно-черные волосы и пиджак в тон. Он стоит прямо. Что ж, смело с его стороны.

– Бас гребаный Бишоп, – шагаю к нему, и он сжимает руки в кулаки. – Добро пожаловать обратно, засранец.

Мой правый хук летит вперед и отбрасывает его прямиком на багажник великолепной тачки, однако он