– Мальчик и девочка в обмен на контроль над прибрежной областью? В обмен на ресурсы? – насмешливо спрашивает Торкинс, и ее белые волосы развеваются, когда она качает головой. – Очень простой ответ. Подумайте, сколько жизней мы бы потеряли, сражаясь за каждую милю. Вместо этого Монфор и Алая гвардия добились реального прогресса.

Мое сердце сжимается при мысли о двух детях – неважно, Серебряные они или нет, – которых держат в заложниках, чтобы поставить их отца на колени. Дэвидсон угадывает мои чувства.

– О них хорошо заботятся. Они ни в чем не нуждаются.

Свет над головой мигает, словно трепещет крыльями бабочка.

– Камера есть камера, как ее ни украшай, – отзываюсь я.

Он не ведет и бровью.

– А война есть война, Мэра Бэрроу. Как бы ни были благородны ваши намерения.

Я качаю головой.

– Что-то мне не нравится. Спасти много солдат здесь – и угробить их ради одного человека. Это тоже была простая задачка? Десятки жизней в обмен на мою?

– Генерал Салида, сколько, по последним подсчетам? – спрашивает премьер.

Она кивает и произносит:

– Из ста двух Непримиримых, вступивших в армию Норты за последние несколько месяцев, шестьдесят присутствовали на свадьбе в качестве особой охраны. Все шестьдесят были спасены и опрошены вчера ночью.

– В основном благодаря усилиям генерала Салиды, которая находилась среди них, – говорит Дэвидсон, похлопывая ее по мясистому плечу. – Считая вас, мы вырвали из рук вашего короля шестьдесят одного Непримиримого. Каждый получит еду, убежище и право выбора – демобилизоваться или служить. Кроме того, мы захватили крупную сумму из казначейства Норты. Война – недешевое занятие. Выкупы за бесполезных или слабых пленников не приносят большого дохода… – он замолкает. – Я дал ответ на ваш вопрос?

Облегчение смешивается во мне с ужасом, который я не в силах прогнать. Археон штурмовали не только ради меня. Я освободилась от одного диктатора не для того, чтобы угодить в руки другого. Никто из нас не знает, на что способен Дэвидсон, но он – не Мэйвен. У него красная кровь.

– Боюсь, я должен спросить еще кое о чем, – говорит Дэвидсон. – Мисс Бэрроу, вы можете с уверенностью утверждать, что король Норты любит вас?

Во Дворце Белого огня я разбила бесчисленное множество стаканов. Не откажусь сделать это еще раз.

– Не знаю.

Ложь. Она легко дается.

Но Дэвидсона так просто не собьешь. Его безумные глаза блестят. Когда в них отражается свет, они кажутся золотыми, потом снова карими и опять золотыми. Меняются, как поле пшеницы на солнце.

– Выдвиньте обоснованное предположение в таком случае.

Горячий гнев поднимается во мне, как пламя.

– То, что Мэйвен считает любовью, – вовсе не любовь, – я оттягиваю воротник рубашки, обнажая клеймо. Букву «М», которую ни с чем не спутаешь. Множество глаз скользит по моему телу, рассматривая припухший перламутровый шрам и обожженную плоть. Дэвидсон обводит взглядом следы ожога, и его взгляд сродни прикосновению Мэйвена.

– Достаточно, – выдыхаю я, запахнув воротник.

Премьер кивает.

– Хорошо. Теперь я спрошу вас…

– Нет. Я серьезно – хватит. Мне нужно… время.

Сделав дрожащий вдох, я отодвигаюсь от стола. Мое кресло скребет по полу в общей тишине. Никто меня не останавливает. Все просто смотрят полными жалости глазами. И в кои-то веки я за это благодарна. Из сострадания мне не мешают.

Отодвигается еще одно кресло. Не нужно оборачиваться, чтобы понять, что это Кэл.

Как и в самолете, мне кажется, что мир стал слишком тесным. Он удушливо наваливается на меня. Коридоры, совсем как во Дворце Белого Огня, тянутся бесконечной вереницей. Лампочки мигают над головой. Я цепляюсь за это ощущение, надеясь, что оно придаст мне сил. «Ты в безопасности, ты в безопасности, все прошло». Мои мысли выходят из-под контроля, ноги словно двигаются сами по себе. Вниз по лестнице, через очередную дверь, в сад, полный благоуханных цветов. Ясное небо над головой – сущая пытка. Я хочу, чтобы пошел дождь. Хочу отмыться дочиста.

Руки Кэла касаются моей спины. Шрамы ноют от прикосновения. Его тепло вливается в мои мышцы, умеряя боль. Я вжимаю ладони себе в глаза. Это немного помогает. В темноте я не вижу ничего, в том числе Мэйвена, его дворца, пределов той ужасной комнаты.

«Ты в безопасности, ты в безопасности, все прошло».

Так легко остаться в темноте. Утонуть. Но я медленно опускаю руки и заставляю себя взглянуть на солнце. На это уходит больше сил, чем я думала. Я не позволю Мэйвену и дальше держать меня в плену. Я отказываюсь так жить.

– Хочешь домой? – негромко спрашивает Кэл.

Большими пальцами он мерно описывает круги у меня между шеей и плечами.

– Можем пройтись пешком. Ты переведешь дух.

– Я больше не уделю Мэйвену ни минуты своего времени.

Я гневно разворачиваюсь и вздергиваю голову, заставив себя взглянуть Кэлу в глаза. Он не двигается, полный терпения и сдержанности. Все его реакции подчинены моим эмоциям; он позволяет мне задавать темп. После того как я долго полагалась лишь на милость окружающих, так приятно знать, что теперь можно принимать решения самостоятельно.

– Я пока не хочу домой.

– Хорошо.

– И здесь тоже не хочу оставаться.

– И я.

– Не желаю говорить о Мэйвене, политике и войне.

Мой голос эхом отдается в листве. Я напоминаю себе капризного ребенка, но Кэл просто кивает в ответ. Он тоже кажется мальчиком, со своей неровной стрижкой и в простой одежде. Ни военной формы, ни амуниции. Только плотная рубашка, штаны, ботинки и браслеты. В другой жизни он бы выглядел как обычный человек. Я смотрю на Кэла, ожидая, что его черты станут чертами Мэйвена. Но этого не происходит. Я понимаю, что Кэл тоже изменился. Он беспокоится обо мне сильнее, чем я думала. Минувшие полгода сломили и его.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

Он опускает плечи – едва заметный намек на сильнейшее напряжение. И моргает. Кэл не из тех, кого можно застать врасплох. Интересно, удосужился ли хоть кто-то задать ему этот вопрос с того дня, когда меня взяли в плен.

После долгого молчания принц тяжело вздыхает.

– Все обойдется. Надеюсь.

– Я тоже.

Некогда за этим садом ухаживали зеленые – многочисленные клумбы тянутся среди разросшихся, замысловато подстриженных кустов. Природа взяла верх, и разнообразные цветы и краски смешались друг с другом. Они сливаются, гниют, умирают и цветут, как им вздумается.

– Напомните мне в более благоприятный момент, чтобы я обратился к вам за образцами крови.

Я смеюсь в ответ на просьбу Джулиана. Он стоит на кромке сада и неназойливо вмешивается в наш разговор. Но я не против. Улыбнувшись, я быстрым шагом пересекаю сад и обнимаю его. Он охотно отвечает тем же.