– От кого другого это звучало бы странно, – говорю я, отстранившись. Кэл усмехается в знак согласия. – Конечно, Джулиан. Сколько угодно. Кроме того, я у тебя в долгу.

Он недоуменно наклоняет голову.

– Что?

– Я нашла твои книги во дворце.

Лгать я не стану, но слова выбираю осторожно. Не надо делать Кэлу еще больнее. Ему не нужно знать, что книги дал мне Мэйвен. Пусть не питает никаких ложных надежд в отношении брата.

– Это помогло… убить время.

При упоминании о моем плене Кэл серьезнеет, но Джулиан не позволяет нам погрузиться в болезненные воспоминания.

– То есть ты понимаешь, что я пытаюсь сделать, – быстро произносит он и грустно улыбается. – Не так ли, Мэра?

– Не избранные, а проклятые, – негромко произношу я, цитируя слова, которые он написал на полях старой книжки. – Ты хочешь выяснить, откуда мы взялись и почему.

Джулиан складывает руки на груди.

– Я уж точно намерен попытаться.

Каждое утро начинается одинаково. Я не залеживаюсь в постели; птицы будят меня рано. И хорошо. Здесь слишком жарко, чтобы вставать поздно. Впрочем, пьемонтская база – отличное место для прогулки. Она хорошо защищена, ее охраняют монфорцы и пьемонтцы. Последние, разумеется, сплошь Красные. Дэвидсон знает, что Бракен, принц-марионетка, скорее всего, втайне строит козни – и никого из его Серебряных он не пропустит за ворота базы. Честно говоря, я вообще не видела здесь никаких Серебряных, кроме тех, кого уже знаю. Все обладатели способностей – новокровки (ну, или Непримиримые, в зависимости от того, какой национальности твой собеседник). Если у Дэвидсона и есть Серебряные, которые служат Свободной республике, как он утверждает, я их не встречала.

Я поплотнее зашнуровываю ботинки. На улице клубится туман, низко нависая над кирпичным ущельем. Отперев входную дверь, я улыбаюсь, когда прохладный воздух касается моей кожи. Пахнет дождем и грозой.

Как я и ожидала, Кэл сидит на нижней ступеньке, вытянув ноги поперек узкого тротуара. Тем не менее мое сердце сжимается при виде принца. Он громко зевает в знак приветствия, чуть не вывихнув челюсть.

– Перестань, – насмешливо говорю я. – Для солдата ты слишком заспался.

– Это не значит, что я вообще никогда не хочу спать, – отвечает Кэл с преувеличенной досадой. Вот-вот он покажет мне язык.

– Пожалуйста, можешь возвращаться в свою каморку, в которой ты предпочитаешь жить. У тебя было бы больше свободного времени, если бы ты переехал в офицерский квартал, ну, или перестал бегать со мной по утрам, – говорю я с хитрой улыбкой, пожав плечами.

Улыбнувшись точно так же, Кэл тянет меня за подол рубашки и увлекает за собой.

– Не оскорбляй мою каморку, – говорит он и целует меня в губы. В подбородок. В шею. От каждого прикосновения под кожей распускается огненный цветок.

Я неохотно отстраняю его лицо.

– Папа пальнет в тебя из окна, если мы будем целоваться прямо здесь.

– Ладно, ладно. – Он быстро приходит в себя и бледнеет.

Если бы я не знала Кэла, то сказала бы, что он всерьез боится моего отца. Какая забавная мысль. Серебряный принц, боевой генерал, который способен одним щелчком устроить вокруг пылающий ад, боится старого хромого Красного.

– Давай разминаться.

Мы проделываем упражнения – Кэл тщательней, чем я. Он ласково бранит меня, в каждом движении находя изъяны.

– Не спеши. Не раскачивайся туда-сюда. Легче. Медленнее.

Но мне не терпится бежать. В конце концов Кэл смягчается. Кивнув, он позволяет начать.

Поначалу мы не торопимся. Я буквально танцую на бегу, восторгаясь каждым шагом. Это свобода. Свежий воздух, птицы, туман, который тянет ко мне влажные пальцы. Мое ровное, мерное дыхание и постепенно учащающийся пульс. Когда мы впервые отправились на пробежку вместе, мне пришлось остановиться и проплакаться – я была слишком счастлива, чтобы сдерживаться. Кэл задает темп, чтобы я не загнала себя до одышки. Первая миля проходит неплохо – мы добираемся до стены базы. Она сделана наполовину из камня, наполовину из металлической сетки и увенчана колючей проволокой. В дальнем конце стоят несколько солдат. Монфорцы. Они кивают нам, поскольку привыкли за две недели к нашим тренировкам. В отдалении бегают другие солдаты – у них обычная утренняя зарядка – но мы не присоединяемся к ним. Они тренируются шеренгами, под окрики сержантов. Это не мое. Кэл достаточно требователен. И Дэвидсон, к счастью, не заставляет меня делать выбор между демобилизацией и службой. Я вообще не виделась с ним после того совещания, пусть даже он теперь живет на базе вместе со всеми нами.

Следующие две мили даются мне труднее. Кэл ускоряет шаг. Сегодня жарко, даже в столь ранний час. Над головой собираются тучи. Когда туман рассеивается, я быстро покрываюсь потом и чувствую соль на губах. Не сбавляя темпа, вытираю лицо подолом рубашки. Кэл тоже ощущает жару. Он просто стаскивает рубашку и заправляет ее за пояс узких тренировочных штанов. Мое первое желание – предостеречь принца от солнечного ожога. Второе – замереть и любоваться отчетливыми мускулами на его обнаженном животе. Вместо этого я сосредотачиваюсь на дорожке впереди и заставляю себя пробежать еще милю. И еще. И еще. Дыхание Кэла внезапно оказывается отвлекающим фактором.

Мы огибаем небольшой лесок, который отделяет казармы и офицерский квартал от летного поля, когда раздается гром. Пожалуй, в нескольких милях от базы. Услышав этот звук, Кэл вытягивает руку и останавливает меня. Он поворачивается ко мне, обеими руками хватает за плечи и пригибается, чтобы заглянуть в лицо. Бронзовые глаза впиваются в меня. Слышится новый раскат, уже ближе.

– Что случилось? – с тревогой спрашивает он и одной рукой касается моей шеи, чтобы успокоить шрамы, которые от физических усилий горят ярко-красным. – Успокойся.

– Это не я, – отвечаю я, с улыбкой глядя на темные тучи. – Просто погода. Иногда, когда становится слишком жарко и влажно, происходит гроза…

Кэл смеется.

– Ладно, я понял. Спасибо.

– Испортил такую отличную пробежку, – с упреком говорю я и беру его за руку.

Кэл криво улыбается, так широко, что возле глаз у него появляются лучики. Гроза приближается, и я чувствую, как гудит ее электрическое сердце. Мой пульс выравнивается, примеряясь к нему, но я отгоняю соблазнительное мурлыканье молнии. Нельзя давать себе волю так близко от базы.

Дождь я не контролирую, и он обрушивается на нас внезапной стеной, так что мы оба вскрикиваем. Те части моей одежды, которые еще не пропитались потом, живо промокают. Внезапный холод поражает нас обоих, особенно Кэла.

Его обнаженное тело исходит паром, торс и руки заволакивает тонкий слой серого тумана. Капли шипят и вскипают, касаясь кожи. Успокоившись, Кэл остывает, но от него по-прежнему исходит тепло. Я инстинктивно прижимаюсь к нему, дрожа от холода.