– Ты не единственный старший офицер здесь, Калор.

– Я понял. Поздравляю, – отвечает он, натянуто улыбаясь.

Фарли как будто удивляется. После открытой враждебности отца она не ожидала поддержки ни от кого, особенно от вечно недовольного Серебряного принца.

Через другую дверь входят монфорские генералы в своих шикарных темно-зеленых мундирах. Одного из них я видела на галерее, точнее одну. У нее короткие седые волосы, водянистые карие глаза и длинные трепещущие ресницы. Она часто моргает. Другой – темноволосой и смуглой – на вид лет сорок, и сложена она как бык. Она коротко кивает мне, словно приветствуя друга.

– Я вас знаю, – говорю я, пытаясь припомнить ее лицо. – Мы знакомы?

Она не отвечает и поворачивается, дожидаясь еще одного человека – седого мужчину в будничной одежде. Но я почти не обращаю на него внимания – меня интересует его спутник. Даже без цветов Дома, в простом сером костюме вместо обычного тускло-золотого одеяния, Джулиана трудно не заметить. Я ощущаю прилив тепла при виде своего старого учителя. Джулиан наклоняет голову и слегка улыбается в знак приветствия. Он выглядит лучше, чем раньше, даже чем когда мы впервые встретились в Саммертоне. Тогда он был утомлен и измучен – ему не давали покоя враги-придворные, тень мертвой сестры, сломленная Сара Сконос и собственные сомнения. Хотя теперь его волосы совсем поседели, а морщины углубились, он кажется бодрым, живым, ничем не обремененным. Цельным. Алая гвардия вернула ему смысл жизни. И Сара, несомненно, тоже.

Присутствие Джулиана успокаивает Кэла еще больше, чем меня. Он немного расслабляется, чуть заметно кивнув дяде. Мы оба понимаем, что это значит. На что намекает Монфор. Они не ненавидят Серебряных и не боятся их.

Спутник Джулиана закрывает за собой дверь, пока Джулиан решительно устраивается на нашей стороне стола. Пусть даже это человек немалого роста, без мундира он выглядит невысоким. На нем гражданская одежда. Простая рубашка, брюки, ботинки. Никакого оружия на виду. У него красная кровь, это несомненно, судя по розоватому румянцу на желтой коже. Новокровка или просто Красный – не знаю. Все в нем подчеркнуто нейтрально, непритязательно, средне. Он напоминает чистую страницу – то ли от природы, то ли по собственному желанию. Ничто не намекает на то, кто он такой.

Но Фарли знает. Она хочет встать, но он жестом просит ее сидеть.

– Не нужно, генерал.

В чем-то он похож на Джулиана. У них одинаково живые глаза, и это единственное, что в нем примечательно. Они прорезаны под углом и быстро перебегают туда-сюда, всё замечая, всё пытаясь понять.

– Так приятно наконец увидеть вас всех, – говорит он, кивая каждому по очереди. – Полковник, мисс Бэрроу, ваше высочество.

Пальцы Кэла подергиваются под столом. Никто его так больше не называет. Во всяком случае, искренне.

– А вы-то кто? – спрашивает полковник.

– А, – отзывается мужчина. – Простите, что не явился раньше. Меня зовут Дэйн Дэвидсон. Я премьер-министр Свободной республики Монфор.

У Кэла вновь вздрагивают пальцы.

– Спасибо всем, что пришли. Я ждал этой встречи, – продолжает Дэвидсон. – Полагаю, вместе мы способны добиться необыкновенных результатов.

Этот человек возглавляет целую страну. Он искал меня, он хотел, чтобы я к ним присоединилась. Он провернул такую операцию, чтобы добиться своего? Его имя, как и лицо монфорского генерала, вызывает какое-то смутное воспоминание…

– Генерал Торкинс, – говорит Дэвидсон, представляя своих. – И генерал Салида.

«Салида». Я слышу это имя в первый раз. Но я уверена, что мы где-то встречались.

Крепко сложенная женщина замечает мое смущение.

– Я разведчик, мисс Бэрроу. Я представилась королю Мэйвену, когда он беседовал с Непримиримыми – я имею в виду новокровок. Вы, возможно, помните…

И она проводит рукой над столом. Нет, не над. Сквозь стол. Как будто он состоит из пустоты. Или она.

И я вспоминаю. Она продемонстрировала свои способности и была принята «под защиту» Мэйвена, вместе с другими новокровками. Одна из них от страха разоблачила Бабулю в присутствие всего двора.

Я смотрю на нее.

– Вы были там в тот день, когда погибла Бабуля… новокровка, которая умела менять внешность.

Салида, очевидно, сожалеет. Она склоняет голову.

– Если бы я знала, если бы могла что-то сделать, то, честное слово, сделала бы. Но в те времена Монфор и Алая гвардия еще не были союзниками. Мы не знали всех ваших операций, а вы не знали наших.

– Теперь всё изменилось, – говорит Дэвидсон, продолжая стоять, упираясь кулаками в стол. – Алая гвардия нуждается в секретности, да, но, боюсь, отныне тайны будут приносить больше вреда, чем пользы. Слишком много перемещений. Мы рискуем случайно оказаться друг у друга на пути.

Фарли ерзает. То ли она хочет поспорить, то ли кресло неудобное. Но она молчит, позволяя Дэвидсону продолжать.

– Поэтому, в интересах открытости, я полагаю, что мисс Бэрроу следует описать свое пребывание в плену как можно подробнее для всех присутствующих. А затем я отвечу на любые вопросы, которые у вас возникнут относительно меня самого, моего государства и наших перспектив.

В книгах Джулиана были свидетельства о правителях, которых избирали, а не короновали по праву рождения. Они заслуживали корону разными способами – силой, умом, а кое-кто пустыми обещаниями и угрозами. Дэвидсон управляет так называемой Свободной республикой, и подданные выбрали его главным. Я пока еще не могу понять, на каком основании. Говорит он решительно, обладает природным даром убеждения. И, очевидно, он очень умен. Не говоря уж о том, что Дэвидсон явно из тех людей, которые с годами становятся привлекательнее. Я понимаю, отчего ему вручили бразды правления.

– Мисс Бэрроу, начните, когда будете готовы.

К моему удивлению, первой меня за руку берет не Кэл, а Фарли. И ободряюще пожимает.

Я начинаю с самого начала. Других вариантов нет.

Мой голос обрывается, когда я описываю, как меня принудили вспомнить Шейда. Фарли опускает глаза – ее боль так же сильна, как и моя. Я продвигаюсь дальше, к нарастающему помешательству Мэйвена, мальчика-короля, который превращал ложь в оружие, используя мое лицо и свои слова, чтобы обратить как можно больше новокровок против Алой гвардии. И всё это время его слабости становились очевиднее.

– Он сказал, что королева оставила много дыр, – говорю я. – Она забиралась к нему в голову, уносила одни куски, заменяла их другими… всё перемешала. Мэйвен знает, что ошибается, но полагает, что таков его путь – и он с него не свернет.

Я ощущаю прилив жара. Кэл, сидя рядом, сохраняет спокойствие, его глаза сверлят дырки в столе. Я осторожно продолжаю.

«Элара отняла у Мэйвена любовь к тебе, Кэл. Он любил тебя. Он сам знает, что любил. Просто любви нет больше и никогда не будет». Но эти слова не предназначены для ушей Дэвидсона, полковника или даже Фарли.