Их общество тоже идентифицировало меня как ошибку системы. Однако это не мешало нам с ребятами дичайше закутить. Мы заваливались в бары, которые длинными туннелями переходили из одного дома в другой, забирались на последние этажи и крыши, попадали в уличные базары с магическими зельями и заведения, названия которых я не мог представить. Отовсюду вываливались голые тела афроамериканок. Люди трахались за каждым третьим углом. В подворотнях за мусорными баками толпы нюхали кокаин, закрывая глаза и выдыхая «Ооо». Народу было много, но мусора на асфальте куда больше. Запах травы застыл над кварталом, пропитывая собой все живое. Посреди улицы встали два негра, обвились за шеи и застыли в поцелуе, облизывая рты друг друга длинными языками. Вокруг них собрались несколько толстых черных девушек в обтягивающих платьях, которые были короче моих ресниц. Несомненно, это могло быть забавно, и мы даже попытались войти в волну этого куража, пока недалеко не раздался выстрел. Кто-то вскрикнул, и толпа рванула по всей Бурбон-стрит. Все эти отродья бежали вперед прямо на нас, а мы устремились от них. Некоторые люди падали, через них пытались перелететь бегущие сзади, спотыкаясь и падая сверху. Паника на узкой улице не может закончиться добром.

Тем временем на пересечении Бурбон с Сейнт-Питер-стрит, облокотившись на фонарные столбы, спокойно стояли полицейские, тоже черные, и бездействовали, рассматривая людей, падающих друг на друга, чихающих кокаином, надевающих спущенные штаны. Несколько из них восседали на лошадях, а еще один прислонился к мотоциклу. Во время безразборного бега по улице мы с новыми знакомыми из хостела разбежались в разные стороны, но спустя полчаса я обнаружил юнца из Таллина, обжимавшегося с огромной кучерявой женщиной лет тридцати пяти. Он помахал мне рукой, сделав жест «иди дальше». Еще позже встретился парень из Детройта, залипавший на танцовщиц клуба Funky 544. Увидев мое нерадушное настроение, он воскликнул: «Мен, не очкуй, в Новом Орлеане это обычная практика. Кто-то выстрелил, кого-то ранили, кто-то упал — но что с того? Праздник продолжается!»

Я очухался в полдень в хостеле, лежа на диване в комнате на третьем этаже, тогда как моя койка располагалась на первом. Днем Новый Орлеан мог легко сойти за спокойный культурный городок где-то на Лазурном побережье. Архитектурное богатство поражало: резные деревянные кронштейны, уходящие в пол окна, витражные мансарды, балконы с узорной ковкой, пестрые железные крыши — казалось, что соседи соревновались, чей дом выглядит более празднично. Из многих построек торчали два флага — Франции и Америки, а из окон слышались песни двух музыкальных стилей — джаза и рэпа. Дедушки с пышными усами прохаживались по парку Луис Армстронг, и на мгновение могло показаться, что я телепортировался в Европу. Однако, несмотря на видимую праздность города, до сих пор ощущались последствия урагана «Катрина», который в 2005 году погрузил под воду три четверти города — ныне здесь жило на семьдесят тысяч человек меньше.

Единственный музей, который мне хотелось посетить в США, — Новоорлеанский Второй мировой войны. За проход туда пришлось отдать тринадцать долларов, что означало вынужденное питание в течение двух ближайших дней сухими макаронами. В который раз я восхищался, как ловко можно описывать одни и те же события с выгодой для определенной стороны и страны. Большинство экспозиций были посвящены гордости американцев за победу, а о союзных странах было сказано вскользь в самом конце. Несомненно, создавалось полное погружение и ощущение, что вся война крутилась вокруг одной страны — Америки.

Отели по-прежнему входили в список обязательных к посещению мест. Прогуливаясь по последнему этажу одного из них, откуда открывался панорамный вид на «Мерседес-Бенц Супердом», я познакомился с сэром Ричардом, который выглядел еще менее солидно, чем я.

— Мистер, вы живете на этом этаже? — размеренно вопросил он.

— Именно, в прекрасном номере тридцать семь ноль шесть.

— Да мы соседи! Заходите посмотреть на my rooms. Это самые дорогие апартаменты во всей округе.

Из номера Ричарда открывался воодушевляющий вид на даунтаун Нового Орлеана, утопающий в закатном огниве. Новый знакомый предложил отужинать сегодня в итальянском ресторане на первом этаже, но я вежливо отказал, ссылаясь на плотный график бизнес-встреч.

В городе, где было место только сумасшедшим, не могло не появиться самое знаменитое в мире кладбище. Некрополь Святого Луи номер один, притяжение привидений и духов со всей Африки, Америки и Европы. Королева ведьм Мэри Онейда Тупс говорила, что мертвые гуляют по аллеям кладбища чаще, чем живые, и ей придется присоединиться к ним после смерти. Несомненно, она была права. Такое местечко не могло не вызвать моего интереса, но вот беда — оно уже целый год было закрыто на замок и доступ предоставлялся только по предварительной регистрации экскурсионных групп. Только я перелез через двухметровый каменный забор и спрыгнул рядом с могилой, ко мне сразу ринулся откуда-то взявшийся коп, словно вылезший из соседней гробницы. Я подтянулся, перемахнул обратно и дал деру через Сейнт-Луис-стрит, пока не перебежал под автострадой. Попытка провалилась, но унывать не пришлось. Я дождался ночи и пробрался на менее охраняемое кладбище Святого Луиса номер 2. Количество вскрытых гробниц, склепчиков, наполненных жжеными свечами и иконами, кругов на земле, запачканных кровью, здесь зашкаливало. На всю эту красоту у меня ушло два часа, а потом я вернулся на Бурбон-стрит.

Желто-зеленый цвет торжествовал во всем: бусы гирлянд мерцали наперебой с радугами шапок хиппарей и бурлящих пузырей в стаканах проходимцев, обсуждавщих в барах очередное изъявление Техаса выбраться из состава штатов, убийство на Канал-стрит прошлой ночью и смачную фигуру вон той испанки. Окутанный дурманом вечно кутящего города, я зашел в кафе справиться о цене за кофе. Бариста посетовал на скорое закрытие заведения и предложил альтернативу в трех кварталах отсюда, нарисовал подробный маршрут и мило пожал руку на прощание. Я дошел до соседнего кофешопа и забылся на три часа за написанием статьи для одного из русскоязычных интернет-изданий.

За плечо одернули. Голова обернулась, и предо мной предстал тот самый парень, недавно посоветовавший кафешку. «Я просто шел из магазина домой и увидел тебя! Хауюдуинг, мэн?» Мы разговорились, а после пошли в бар, и представившийся Конрад заугощал меня местными луизианскими крафтовыми напитками. Стоял первый час ночи, мы вели беседы о судьбе семьи Романовых и революции. Я планировал заночевать где-нибудь на крыше, но мой новый товарищ предложил пойти к нему, благо жил он в самом огниве Французского квартала. Мы поднялись на третий этаж с видом на изгиб реки и распахнули дверь в квартиру.

Конрад жил в комнатухе около шести квадратных метров с тонкой, как юмор танцовщиц клуба на первом этаже, кухней и широкой, как ляжки оных же, ванной, занимавшей отдельную комнату. В «спальне» расположилась полутораместная кровать, полуместный диван, телик из девяностых, несколько православных икон, а все остальное пространство занимали книги. Более того, примерно треть из них была про Россию или на русском языке. Толстой, Достоевский, Чехов казались явными фаворитами в руках хозяина квартиры, и он с нотками трагизма вспоминал нелегкую судьбу bratyev Karamazovikh. Но это что, большую часть кухни заполняли не половники с кастрюлями, а опять же книги, только о еде. Конрад включил старенький фильм про традиционные блюда Луизианы и Джорджии и около получаса взахлеб рассказывал, как он помешан на готовке еды. «У меня была девушка, мы снимали двушку в Лос-Анджелесе прямо у Холливуд-бульвара вместе с ней и моим приятелем. Как-то раз к девушке приехал знакомый из Мексики, мы устроили большую кулинарную пати и хорошенько оторвались!»