Она судорожно вздохнула, пикнула что-то, но я не расслышал.

— Не дергайся, — сказал я отечески. — Нас жене смущают какие-то моменты из нашего стыдного прошлого времен детского садика?Даже младших классов школы!.. А те существа, которыми будем через двести илипятьсот лет, вообще посмотрят, как бабочки на гусениц! Что касается сингуляров…боюсь, вообще вряд ли будут смотреть на таких, как мы.

Она вздрогнула в моих объятиях.

— Страшно-то как…

— Это будет не сразу, — сказал я успокаивающе.

— Ну да, — протянула она. — Не успеешьоглянуться…

— Сейчас же успеваем?

— Это сейчас, — произнесла она с тяжелымвздохом. — А потом будем смотреть на тех друзей, кто не успел с намиодновременно, как на тупых и грязных обезьян… которыми и мы были совсемнедавно. То есть вот сейчас.

Я обнял ее снова и баюкал в объятиях. Насчет обезьяны неоскорбление, человек — один из видов обезьяны, просто наиболее продвинутый,наиболее разумный и живущий в наиболее сложном обществе. А вся человеческаядеятельность, как и культура, политика, религия, — это все есть и уобезьян, только в более примитивной форме.

Так что зачеловек не будет отличаться от человека, какчеловек от обезьяны, а будет отличаться, как человек… от муравья. Нет, отамебы. Потому что уже никаких первобытных инстинктов человек себе не оставит…Или оставит? Скорее всего, сперва оставит, но когда наделает себе массу эмоцийвысшего порядка, что ничего общего не имеют с человеческими, то навернякаотбросит «человеческое» уже не как устаревшее, а как слишком мелкое иничтожное, недостойное зачеловека.

Гулько долго присматривался, как Тимур ведет дело, наконецпришел ко мне и начал мямлить, что и у него есть идея, но для реализации нужныбольшие бабки.

— Я дам, — прервал я. — Без всяких процентов.

Он пробормотал:

— Не знаю, когда сможем выйти на прибыль…

— Когда сможешь, — сказал я, — тогда иотдашь! Никаких сроков. Тарас, мы же друзья, столько лет вместе! Я тебедоверяю.

Он смотрел исподлобья, словно надеялся на другую реакцию. Яждал с нетерпением, мне бы еще пару помощников разгребать завалы, что-токомпьютеризация не успевает за нашими темпами роста.

— Знаешь, Володя, — проговорил он непривычнотонким голосом, чуть ли не дискантом, — давай без вокруг да около…

— Давай, — согласился я. — Только это тывокруг да около.

— Я, — ответил он печально. — Знаешь…

— Знаю, — прервал я.

Он помялся, сказал иначе:

— Понимаешь…

— Понимаю, — снова прервал я.

Он виновато развел руками:

— Да знаю-знаю, что это хамство начинать фразу со слов«знаете ли…» или «понимаете ли», но все время слышу это по каналам для дебилов,вот и прилипло. Короче говоря, я, как и Тимур, жидковат в коленках. Идей много,но нет во мне твоей крутости.

Я изумился:

— Это я крут?

— Ты, — сказал он уверенно. — Ты вроде бымягкий, никогда не повышаешь голос, но у тебя там стальная болванка внутри,обтянутая мягкой выделанной кожей! Потому и ведешь наш корабль недрогнувшейдланью. И команда тебя слушается.

Я смерил его удивленным взглядом.

— Что за сомнения? Ты сам вон какой! Тебя попробуй непослушаться!

Он криво усмехнулся одной половинкой рта:

— Я просто громадный и потому на первый взгляд грозный.Но меня женщины с лету раскусывают, а потом и мужчины… Внутри я, увы, трусливыйзайчик. Подраться могу, с парашютом прыгаю, в боях без правил побеждал, нокомандовать не могу… Потому, чтобы не занимать твое время, уже вижу, каким зверемсмотришь да на часы косишься, давай я подготовлю материал насчетполусамостоятельного отделения, как у тебя с Тимуром?

Я поинтересовался, глядя ему в глаза:

— То есть, когда все хорошо, то ты — король, а если чтоне так, то отвечать мне?

— Ага, — подтвердил он простодушно. — Ты женаш вождь?

Я откинулся на спинку кресла, Тарас смотрит в самом делеверно и преданно, как могучий воин на мудрого вождя, который научит, прикроет испасет в трудную минуту.

— Правильно было бы, — сказал я медленно, —послать тебя… ты знаешь адрес, но мы в самом деле команда. Готовь, что тызадумал, а я приму решение. Но сразу говорю, ничего не обещаю!

Он просиял, словно сквозь темные тучи прорвалось яркоесолнце и осветило его лицо, таким мощным рывком вскочил со стула, что почтиподпрыгнул.

— Шеф, мы все на тебя рассчитываем!

Из-за того, что мы блеснули с «Виртуальной Москвой», как-тосамо собой сложилось мнение, что мы в группе лидеров по производствуоткровенных развлечений. Потому и клинику пластической хирургии взяли уже безвнутреннего протеста, хотя раньше с негодованием отвергли бы такое предложение,дескать, Сэлинджера читаем, а вы нам предлагаете письки модифицировать, как вамне стыдно!

Гулько задумал тюнинг кукол для секса поставить на поток.Большинство покупателей, конечно, вполне довольны и теми, что приобретают вмагазине, это как с автомобилями, но энтузиасты переделывают под свой вкус,добавляют проги, а то и заменяют некоторые части. Подстройка кукол подиндивидуальные вкусы обходится подороже, чем тюнинг «жигулей» под «мерс», ножелающих хватает, чтобы Гулько додумался объединить таких специалистов пододной крышей.

— Цены снизим, — уверял он, — зато поставимна поток, вырастут заработки!

Я смотрел довольно скептически, но клиника пластическойхирургии обещает всего за пару лет окупить отданные за нее деньги плюсмодернизацию, дальше пойдет чистая прибыль, отделение Тимура уже ее приносит, аТарасу денег на помещение и оборудование нужно даже меньше, чем на клинику.

— Хорошо, — сказал я. — Готовь смету. Посмотрим,что за чудовищ натворишь.

— Владимир, — обиделся Гулько, — ты ж моивкусы знаешь!

— Так то твои, — сказал я.

Я как в воду смотрел: первыми серьезными заказчиками сталикак раз садомазохисты. Для них пришлось готовить специализированные наборы дляистязания бедных кукол, потом Гулько приобрел сложную и дорогую аппаратуру, спомощью которой приглашенные серьезные актеры записывали жуткие крики боли истраха.

В кукол впрыскивали под кожу эмульсию красного цвета,имитирующую кровь, она выбрызгивается особенно эффектно, когда тело рассекаеткнут или удар ножа. При этом кукла издает такие крики, что и сам маркиз де Садпоседел бы, слушая отчаянные вопли, а Дракула улетел бы на край света и большене показывался в родные края.