– Сама Гильда если что и знает – ни за что не расскажет. – Рылец посмотрел в глаза вожаку. – Подождите, а кучер?

– А что кучер? – снова скривился Патлатый. – Что он может знать? Везет оттуда сюда – и все. Знает только пункт назначения.

– Не скажи, – покачал головой Рылец, – все эти слуги, служанки, кухарки, возницы… Это просто средоточие сплетен. Они жить не могут, не сунув свой нос туда, куда не следует.

– Так Гильда же служанка, – вдруг подал голос Шируд. – Почему ты у нее напрямую не спросишь, если тебе так интересно?

– Мне не просто интересно. Слишком много необычного происходит вокруг. И каждая новая деталь лишь добавляет в этом уверенности. А если я буду знать объяснение хотя бы половины странностей, я смогу выбрать правильное направление.

– Правильное направление? – Патлатый задумчиво почесал нос.

– Слишком много перемен не сулят таким, как мы, ничего хорошего. Люди боятся перемен – становятся более бережливы и внимательны, это все затрудняет нашу работу. – Он усмехнулся. – Вот ты, Патлатый, к примеру, не боишься потерять работу?

К сказанному Патлатый отнесся весьма серьезно и нахмурился, а для Рыльца слова прозвучали настолько комично, что его снова захлестнул приступ смеха.

– А Гильда… – Груць встал, потянулся и пошел к двери. В его памяти всплыли горящие глаза девушки и серьги, полетевшие на его подушку. – Гильда это Гильда. Ничего она не скажет. По крайней мере нам. Скорее язык свой проглотит.

Груць вышел в коридор. Харадец, о котором столько всего было сказано, сидел на том же месте.

Глаза его были закрыты, и казалось, что телохранитель заснул, но Груць прекрасно знал, что за каждым его шагом следят из-под едва заметно дрогнувших ресниц.

Патлатый, спускаясь по лестнице, зевал с серьезным риском вывихнуть челюсти.

Столовая зала «Чистого поля» была до отказа забита людьми. Под потолком висела пелена табачного дыма. Все одновременно чавкали, обменивались новостями, курили и требовали выпивки.

Те, кто собирался уезжать, ели торопливо и сосредоточенно, запасаясь силами перед дорогой. Многие сидели на своих сундуках, так как стульев на всех не хватало. Вновь прибывшие, голодные и продрогшие, злились на сутолоку и, не дожидаясь, пока освободятся комнаты, вносили свои вещи куда вздумается. И тут же все начинали выказывать свое недовольство тем, что в комнатах не убрано, валяются окурки и на кроватях несвежие простыни.

Гильда потихоньку приходила к мысли, что либо она сейчас задымится, либо сойдет с ума. Крайт в такие моменты предпочитал прятаться в конюшне и предоставлял девушке разбираться со всеми свалившимися проблемами в одиночку.

«Нашествие ополоумевших хомяков, одна половина которых решила немедленно гнездоваться, а вторая – прямо сейчас готова податься в бега. – Она насупившись смотрела на стремительно разрастающийся вокруг беспорядок. – Что интересно – пугаться никогда нет времени, а время работать есть всегда».

Девушка вооружилась метлой, влажной тряпкой и большим ведром. Вид у нее был воинственный – если бы комнаты были живыми, они бы испугались и прибрались сами. Но к великому сожалению Гильды, подобное волшебство на просторах «Чистого поля» не встречалось.

Патлатый оглядывал столовую, желая отыскать для себя место. Несколько минут назад его разбудил запах еды, и он отправился искать источник этого аромата. Никого из его ребят внизу не было, и теперь предстояло выбрать себе компанию на ближайшие полчаса.

Наслаждаться обедом в одиночестве и мечтать не приходилось – все столы были заняты. Оставалось только постараться втиснуться между чьими-то боками и спинами.

На столе Гильды стояло несколько плошек с дымящимся супом и тарелки с мясом и кашей. Самой Гильды рядом не было. Патлатый довольно осклабился. Он перегнулся через стол, открыл крышку на одной кастрюле, потом на другой. Когда он нашел мясо, наложил себе его полную тарелку.

Он давненько не был так счастлив.

«Мясо и свежая булка – что еще мужчине надо для счастья? Ну конечно, бабу смазливую было бы неплохо еще на коленки посадить. Но этого добра здесь днем с огнем не сыщешь. Была б эта Гильда-дуреха посговорчивей, что ли. Так-то она девка ладная, один минус – дурная, счастья своего не видит. – И Патлатый всерьез начинал горделиво раздувать грудь, считая, что он и есть то самое счастье, которое Гильде необходимо. – Но если в плане еды – больше ничего и не надо. Мясцо и хлебушек. А то придумали столько всего: суп, ерунда всякая… – И тут он заприметил возницу. Того, с кем утром завтракал телохранитель-харадец. – Надо же, а я и не знал, что бывает столько везения сразу…»

Он решительным шагом направился вперед.

Когда напротив Миллека, раздвигая в разные стороны сидевших людей, уселся один из буянивших вчера молодцов, тот напрягся. Бегающие глаза Патлатого с головой выдавали его профессию. Инстинктивно, сам не обращая внимания на движения своих рук, возница похлопал себя по карманам, проверяя, находится ли все еще с ним его наличность.

– Куда едем? – спросил Патлатый, толкнув локтем в бок сидевшего слева.

Мужчина в ответ промямлил, что уже приехал, залпом выпил через край оставшийся в плошке суп и, прихватив булку, ретировался в свою комнату. Сосед по правую руку на всякий случай сообщил, что он «не понимать рымански», а сам отодвинулся от Патлатого подальше и принялся есть в два раза быстрее.

– А ты? – Патлатый постарался как можно более добродушно посмотреть на интересующего его возницу. Он неспешно отломил краюшку хлеба и перемешал в тарелке мясо. – Скука такая на постоялых дворах – просто жуть. И словом перекинуться не с кем.

Миллек вдруг забыл свои опасения по поводу Патлатого и ощутил небывалый прилив счастья. С ним пожелали общаться! Вот он, тот собеседник, с которым его наконец-таки свела жестокая судьба.

– Да уж, поговорить не с кем, – протянул он. – А тут еще погода…

– Ой и не говори! Собаку на улицу и то выгнать жалко. Я вот людьми вашей профессии завсегда восхищался – такие стойкие. Сквозь буран, пургу, дожди идете. И всегда своей цели добиваетесь. – Патлатый внимательно следил, как меняется выражение на лице собеседника. Он прекрасно знал, что добрых слов возницы слышат мало, а уж оценены по достоинству бывают так вообще редко. Ну а так как умственные особенности Миллека вор изначально определил как весьма средние, он и тактику решил применить к нему соответствующую. Натиск грубой лести и не таких сбивал с ног и заставлял двигаться в нужном льстецу направлении.

– Это так, да… А то еще бывает, что как привяжутся – езжай да езжай! И не объяснишь, что, дескать, непогода, судари, обождать бы надо… Трудно с благородными, у них для нас одно только слово – надо.

Патлатый энергично покивал головой, выражая неподдельное сочувствие. Так как тряс он шевелюрой аккурат над тарелкой, не приходилось удивляться тому, что некоторые составляющие его прически упали в еду. Он с философским видом выловил волоски из подливки и поддакнул: