Разглядывая этот новый для себя феномен, вдруг понял, что уже с минуту вообще не слушает болтающего собеседника, а Миллек смотрит на него и ждет ответа на заданный вопрос. Патлатый не лез за словом в карман, даже когда не знал, о чем речь. И он сказал:

– Возможно.

Возможно – это такое уникальное слово. В нем немного больше вероятности, чем в «может быть», и уж конечно же меньше отрицания, чем в «навряд ли». И им очень хорошо можно замаскироваться, когда все прослушал, а ответ от тебя требуют.

– Ты думаешь? Ты реально думаешь, что это возможно? – переспросил Миллек, округлив глаза. И задал следующий вопрос, от которого Патлатому пришлось спасаться бегством: – А почему ты так думаешь?

– Ну, как тебе сказать… Это наитие.

У Миллека глаза округлились еще больше:

– У тебя бывает наитие по поводу свиных ребрышек с пивом?

«Как? Как он за минуту умудрился от перспективы шантажа добраться до свиных ребрышек с пивом? Он точно ненормальный».

– Ну вот как-то так бывает, – скомкал неудобный разговор Патлатый. – Послушай, а ты-то сам рыманский?

– Так да.

– Прям-таки с детства в граде?

– Ну да…

– Вот ведь круть, не какая-то там деревенщина, выходит…

– Да ладно, думаешь, прямо такой я городской? Рыману до Княжграда далеко. Я уж про Латфор не говорю. Был в Латфоре? Вот это громадина…

«Да уж, конечно, мне больше дела нет, соваться в Латфор! Это же монашеское гнездо – ну их… Говорят, два часа на территории Латфора – и ты обречен. Тебя скрутят и привесят срок, близкий к пожизненному, и все грешки на свет божий вытащат – откуда только находят? Даже что сам забыл, припомнят. Проклятое место, одним словом».

Мимо, взбивая шагами два слоя юбок, пронеслась Гильда. Губы ее были крепко сжаты, а глаза метали молнии. Патлатый проследил за ней взглядом, мельком глянул на верхний пролет лестницы. Груць стоял на том же месте, с интересом наблюдая за происходящим внизу.

– Нет, вот Рыман – это город, – говорил Патлатый. – Истинно называется – град Рыман! Я вот думаю… Как тебя зовут, кстати?

– Миллек. А тебя?

– Пат… Патмир. Меня зовут Патмир. Так вот, раз уж мы знакомы, – может, стоит выпить по этому поводу?

– Ну… – У Миллека сально заблестели глазки. Выпить за чужой счет – почему бы и нет? – «Раз уж он предлагает выпить, значит, и заплатит. А день-то заладился. Так навеселе если выехать отсюда, будет не так уж мерзко ехать с этим громадиной некоторое время. Да и не так холодно».

– Не смейте забирать наши одеяла! – Со двора ворвался в открытую дверь голос Гильды. – Это наши одеяла, как вам не стыдно утверждать обратное? Я сама вышила метку на углу! Ах вы ее отпороли? Так вот, сударь, раз вы признаете, что отпороли ее, это значит, что она тут несомненно была!

Растрепанная в пылу борьбы Гильда вернулась со двора с ворохом отвоеванных одеял. Чепчик съехал набок, и на свободу из-под него вырвались каштановые локоны.

Патлатый легонько свистнул:

– Эй, кудрявая, тащи нам выпить!

– Сейчас! Вот все брошу и побегу, – огрызнулась Гильда. Она фыркнула и не упустила случая съехидничать: – Теми же двумя банкнотами собираешься расплатиться, что и утром?

У Патлатого заиграли желваки на скулах. Он еле сдержался, чтобы не схватить ее за волосы и не отходить по щекам.

«Служанка, тупая служанка, а как себя ведет! Могла бы быть как королева – такие глаза, такие волосы! Сидела бы рядом и вовремя хихикала, больше ничего не надо. Так нет – бегает, воюя за чужие грошовые одеяла, и еще умничает!»

– Ты графинчик притарань, говорю, – сказал Патлатый с нажимом. Его глаза нехорошо блеснули. Впрочем, глаза Гильды сверлили его в ответ с не меньшим нажимом.

– Груць отвечает, – вдруг раздался сверху голос. – Все, что нужно для моих друзей, – накрой-ка им поляну.

Гильда подняла голову и увидела самого главаря банды.

«Как же я вас всех ненавижу, – подумала Гильда. – Что ж, если хотите – пусть за все отвечает Груць. Притащу столько бражки, сколько сможете выпить. И пусть потом Крайт сам разбирается, как с Груця эту сумму вытрясать. А с меня и погони за одеялами довольно. Все они, в сущности, одинаковы – Крайт, Груць, Патлатый и те, кто пытался увезти с собой одеяла… Они не на моей стороне».

Гильда брякнула об столешницу графин, поставила две рюмки и тарелку с крупными кусками сыра.

– Закуски хватит?

Вместо ответа Патлатый разлил по рюмкам мутный самогон:

– За лучший на свете град – за град Рыман!

Потом они выпили за рыманцев, пришли к выводу, что герцог отличный мужик, и выпили за Арьезского. Потом немного погрустили и выпили за то, чтоб сдохли все сборщики налогов…

А потом, уже чувствуя проникающую в его голову теплую, зыбкую вату, Патлатый вкрадчиво спросил:

– Но ведь если ты – рыманец и тем более занимаешься извозом, то наверняка знаешь всю знать в городе. Всех купцов. Не так ли?

– Да я вообще всех знаю! Я знаешь кого возил? Да я… Нет, ты послушай! Герцога самого я не возил, у него своих кучеров хватает. Но кое-кого… – Миллека развезло стремительно, он горячился и пытался сказать все сразу. Его мысли заплетались, и получалась не связная речь, а ерунда.

– Миллек, это все чушь, а знаешь, что важно?

– Что?

– Раз тебе известны все вокруг, наверняка знаешь всех молоденьких девчонок Рымана из благородных семейств, так? Красивые у вас там девчонки, а? Вот что важно – красивые девчонки! Давай выпьем за красивых девчонок! Пей!

– Давай! За красивых дев… чонок… ну и дев тоже… Так только они – какая разница – красивые, страшненькие… все одно ни к одной под юбку не забраться…

– Но ты же на них смотришь, да? Смотришь?

– Да-а-а… – обалдело тянул Миллек и пускал слюни, вспоминая украшенные кружевами декольте и щиколотки, мелькнувшие под юбкой.

– Они же такие гладенькие все, кругленькие, да?

Гильда, убиравшая опустевшие столы, невольно прислушалась к разговору и в сердцах плюнула на пол:

«И ведь это чистая правда – я птица в окружении змей! Мне омерзительно здесь все. Все пропитано тем, что я не приемлю, что мне противно. И все равно я нахожусь здесь, дышу с ними одним воздухом и позволяю снова и снова кусать себя. И что в итоге – я выработаю противоядие? Или сброшу перья и обрасту железными иглами? Или я разучусь летать, стремясь прикинуться змеей, чтобы они принимали за свою и меньше кусали? Гладенькие и кругленькие… Тьфу! Круглые идиоты с гладкими лбами, не омраченными ни единой морщинкой мысли…»

– Давай выпьем за их гладкие округлости! – предложил Патлатый. Оба мужчины заржали, схватили свои рюмки и одновременно опрокинули их. Выпили залпом.