– Как вы себя чувствуете сегодня? Лучше?

– Да. Мне кажется – да. Я даже походила по комнате немного.

– Голова не кружилась?

– Совсем чуть-чуть. Когда мы отправляемся?

– Тут вот какое дело… – Дагир едва слышно кашлянул, прочищая горло. – Сегодня не получится выехать.

– Почему?

– Приболел кучер.

– И что теперь делать? Мне на самом деле нужно в Харад как можно скорее.

– Мы наверстаем в пути. Я надеюсь. С ним ничего серьезного, беспокоиться за него точно не стоит. Но сейчас он перемещаться куда-либо не сможет.

– Значит, до завтрашнего утра мы никуда не поедем? – еще раз спросила Гали.

Харадец утвердительно кивнул головой.

– Тогда… – Гали аккуратно перенесла ноги с кровати на пол. – Вы не могли бы мне помочь спуститься вниз? Я хочу походить по новому снегу. Там ведь лежит снег?

– Это не очень хорошая идея, – медленно произнес Дагир. Он следил за осторожными движениями девушки. – Во-первых, вы очень слабы. Во-вторых, вас могут узнать. Когда путешествуешь инкогнито, гулять по двору набитого людьми постоялого двора не самая лучшая мысль.

Гали поднялась на ноги. Каждое движение отдавалось в многострадальной спине то там, то тут вспышками боли. Но она стойко пережидала их и продолжала двигаться – значительно медленнее, чем обычно. Но шаги ее были уверенны и настойчивы.

Девушка подошла к Дагиру.

– Невозможно же всю жизнь прятаться? – Ее макушка недоставала телохранителю даже до плеча.

Дагир вежливо склонил голову.

– Иным удается. – Он улыбнулся, глядя на ее капризную, все еще полудетскую гримаску. – Но мало кому по нутру.

Гали кивнула. Она прикоснулась кончиком пальца к стеклу:

– Какое холодное… Мне столько времени казалось, что вокруг жара, и теперь это даже приятно, хотя я никогда раньше не любила холод. Вам это все неинтересно, должно быть. – Она отвернулась от окна и побрела в сторону двери. Дойдя до саквояжа, нагнулась, откинула крышку и вытащила плащ с большим капюшоном. – Если я надену это, меня никто не узнает.

– Это лишь подогреет интерес. И все мужчины будут пытаться заглянуть под капюшон, чтобы выяснить – что за милое личико там прячется.

Гали улыбнулась:

– Вы преувеличиваете важность моей персоны.

– А вы преуменьшаете опасность, которую представляет для вас человеческое любопытство.

Какая упорная малышка!

Дагир наблюдал за мучениями, которые испытывала Гали, пытаясь сделать круговое движение руками, чтобы накинуть на плечи плащ. Он и не думал двигаться с места, чтобы помочь ей.

Решение покинуть комнату он считал ошибочным и ясно выразился на этот счет. Если к его рекомендациям не прислушиваются, он, в свою очередь, не станет помогать нарушать их. «А я-то думал, она пролежит бревном до самых гор. Будет достойно болеть и жалеть себя, как и подобает благородной даме. И я спокойно сдам ее с рук на руки встречающей стороне. А все потому, что она ребенок. И все еще думает, что, раз выпал снег, ее святая обязанность оставить на нем свои следы. И бороться с этим желанием бессмысленно, потому что это желание ребенка. Запретить – можно, а бороться бесполезно…»

Плащ наделся криво. Левый угол зацепился за шлицу пояса на спине, и из-за этого весь подол уродливо задрался. Девушка безрезультатно дергала за него, пытаясь поправить. После нескольких попыток Гали поняла, что это ей не удастся, и она жалобно попросила:

– Вы могли бы помочь?

Дагир подошел и быстрым движением вернул все на свои места.

– Капюшон наденьте, – сухо напомнил он. Приоткрыл дверь в коридор и выглянул наружу. Потом вежливо предложил даме опереться на свою руку. – Позвольте сопровождать вас.

Гали кивнула. В первый раз за очень долгое время она должна была сыграть свою прежнюю привычную роль – роль путешествующей знатной девушки, а не девушки, находящейся в бегах. Пока они неспешно шли по коридору, а потом спускались по лестнице, Гали ловила себя на мысли, как нереально выглядит теперь для нее все, что она наблюдала вокруг.

Как странно видеть снующих людей, озабоченных мелкими проблемами бытия, испытывающих приземленные эмоции и считающих важными и судьбоносными события, которые, в сущности своей, значат меньше чем ничего. Как странно знать, что очень скоро этот мир рассыплется как карточный домик и все его горести снесет огненный вихрь, обнажив истинные печали.

Когда Груць увидел, кто спускается с харадцем по лестнице и опирается на его руку, он чуть не поперхнулся. Пара прошла мимо него, и он почувствовал тянущийся за девушкой тонкий шлейф аромата духов.

«Пожалуй, это еще хуже его доспехов под одеждой. Молоденькая девчонка, спрятанная от посторонних взглядов с ног до кончика носа. – Груць уложил на срез булки несколько длинных кусков сыра. Сыр словно слоился, и с его слоев выступало каплями молоко. – Но возможно, у нее просто мерзнут уши. Или она стеснительна без меры».

Он проследил за удивленным взглядом Гильды, которым та провожала парочку.

«Ага, значит, тебя это поражает! Теперь ясно точно – девушка не под замком. А раз харадец не сторож, значит, он охранник. Прибавим к этому безумный по стоимости шелк, серебряные петли и окровавленные бинты, а также отсутствие свиты в двадцать человек – всякие мамки, няньки, врачи. И получаем спасающуюся от кого-то знатную особу. Спасается она не в привычном для знати направлении – это не изящный Княжград, не высокородный Латфор. Это находящийся за тридевять земель Харад, дороги в который скоро завалит снегом, и он из труднодоступного превратится в недоступный совсем. И это мне совсем не нравится. Ой, как это нехорошо, когда благородные начинают вот так сбегать из цивилизации!»

Груць зачем-то постучал по засохшей в солонке соли. Солить было нечего, но он продолжал разбивать ее на крупинки, пока не измельчил всю.

«Это первая крыса и скоро придется бежать всем? – Груць задумчиво жевал бутерброд, наблюдая за тем, как двигалась на своем рабочем месте Гильда. – Но от чего?»

На скамью перед ним плюхнулся Патлатый, закрыв весь обзор. Патлатый был значительно бледнее обычного.

– Видел? – спросил он. – Им уже нечего скрывать. Они ходят туда-сюда вместе. Может, пришло время наведаться в их комнату? Они только что вышли, так что, может статься, сейчас идут те самые безопасные минуты. А мы их зря упускаем.

– Сиди и не дергайся. – Груць в упор смотрел Патлатому в глаза. – Сунешься к ним – голову тебе отвинчу.

– Новый поворот, – ощерился Патлатый, и в его глазах полыхнула ненависть. – Теперь уже и чужаков с дружинниками в этом проклятом месте трогать нельзя! Может, ну его, а, Груць? Бросай все – отойди от дел, раз уж так!

Они сверлили друг друга взглядами, не скрывая истинных чувств.