Все дело было в мелочи. Во фляжке. В почти пустой фляжке, которую Миллек с утра прихватил со стола Гильды.

Удар Дагира попал как раз по ней. Жестяные бока прогнулись, фляжка сплющилась посередине, согнулась и вошла куда-то глубоко под ребра Миллека, заставляя его упасть в сторону удара. Если бы ее не было или она лежала бы в другом кармане, харадец просто спихнул бы с места своего попутчика.

– Что же ты делаешь! – зашипел Дагир. Он почувствовал, как дважды вздрогнуло привалившееся к нему тело от ударов входящих болтов. Первый попал Миллеку в основание шеи, пробив многочисленные слои одежды и сокрушив ключичную кость, а второй – аккурат в темечко, навсегда прибив к голове возничего кушак. Тело продолжало заваливаться вперед. Мертвые руки не выпускали поводьев, увлекая их за собой.

Дагир уже знал, что произойдет дальше.

Он приготовился прыгать. А в это время снова запела тетива. Вдогонку первым болтам чья-то быстрая рука послала два новых. Один попал харадцу в спину, разбив пластинку легкого доспеха. Руки Дагира, обхватив, защищали голову, и второй болт срикошетил, ударившись о стальную накладку, скрывающую руку от кисти до локтя. Он отскочил, чиркнув по боку одной из лошадей. Лошадь заржала больше от испуга, чем от боли.

Тот, кого при жизни звали Миллеком, упал с облучка вниз, под колеса собственной кареты. Натянутый до предела повод дернулся, задирая лошадям шеи.

– Не высовывайся! – Дагир несколько раз стукнул локтем в стенку кареты. – Слышишь? Не высовывайся!

Их сильно занесло вправо, и экипаж, катившийся еще некоторое время на двух колесах, упал.

За секунду до падения харадец изо всех сил оттолкнулся ногами и прыгнул вправо – туда, где у обочины раскинули пушистые лапы многовековые ели. Во время прыжка он снова ощутил дрожь тетивы от посылаемого выстрела. Один болт пролетел совсем близко от его лица. Так близко, что Дагир видел, как крутится его жало.

По обочинам дороги снег лишь начинал растить свои будущие сугробы. Это были еще не те снега, в которые можно безопасно падать, ощущая под собой пушистую ледяную перину.

Харадец приземлился, сильно ударившись о землю. Несколько раз перекувырнувшись через плечо, он умудрился уберечь спину, чтобы попавший в нее болт не вошел еще глубже. Дагир скрылся под лапами ближайшей ели. Дополз до мощного ствола, скрывшего полностью его фигуру.

Он сел, привалившись к стволу. Завел руку за спину – болт воткнулся чуть наискосок под лопатку правее позвоночника.

«Близко сидит эта тварь, раз доспех разбит. – Пальцы Дагира пробежали по стальному основанию, определяя размер наружной части. – А доспех-то хорош – неглубоко совсем вошло. Без него в самое сердце попало бы».

Харадец слегка расшатал его, а потом поднапрягся и дернул болт, вырывая его из тела. Хлюпнула из разодранных сосудов кровь и потекла по спине горячей лентой. На секунду закружилась голова.

В боковом кармане брюк он нащупал полотняный мешочек, в котором пересыпались крупинки белого порошка. Высыпав на ладонь с полгорсти, Дагир на ощупь постарался засыпать рану на спине. Харадец стиснул зубы, чтобы не застонать от жуткой боли, тут же пронзившей его насквозь. Порошок останавливал кровь и обеззараживал рану, сжигая плоть, оставшуюся без защиты кожи.

Из ножен на голенище харадец достал длинный плоский клинок.

Он всегда предпочитал это оружие. В его руках оно действовало наверняка. На мгновение мужчина прикрыл глаза и сделал то, что всегда делал в случае крайней опасности.

«Спаси меня, Всевышний! Прости мне то зло, которое я вынужден буду причинить». – Дагир не умел правильно молиться. Не делал этого часто, считая, что отвлекать Бога от Его великих дел по мелочам не стоит. Мужчина обращался к Нему тогда, когда не обратиться было уже нельзя. Когда своих сил не хватало. И слова его были горячи и искренни.

Дагир перевернулся и лег на живот. Ель скрывала его от стрелка, но и собственный обзор был из-за веток сильно ограничен. Со своего места харадец видел торец экипажа, перегородившего дорогу. Лошади протащили его, уже лежащего на боку, за собой еще несколько метров. Теперь четверка стояла, шевеля ушами и пофыркивая. Двигаться куда-либо они не могли.

На оцарапанном боку одной лошади пунктиром проступали капли черной крови.

«Только бы девушке не пришло в голову начать выбираться из кареты…»

Дагир вглядывался во все, что видел, и прислушивался к тому, что творилось за границей его взора.

«Стреляли сверху и справа. Значит, арбалетчик сидит, как белка, на ветке, и дерево на этой стороне. В этом месте дорога делает небольшой поворот, а у него максимально возможная площадь обстрела. Он начал стрелять до того, как мы повернули, и продолжал, когда мы уже сделали поворот. Значит, это дерево стоит на самой крайней точке изгибающейся дуги. Незаметно подползти к этому дереву никак не получится – стоит ясный день и вокруг лежит снег. А сколько у него в запасе болтов, неизвестно. Сразу он слезать не стал, значит, сомневается в том, что его болты достигли цели и я мертв. А ведь как натурально я катился… Остается ждать, пока ему надоест там сидеть».

Дагир приподнял голову, слегка отогнув ветку, и взглянул в сторону предполагаемого дерева.

«Даже учитывая то, что день зимой короткий, и можно было бы в сумерках попробовать подобраться, что-то подсказывает мне, что эта белка столько на сучьях не высидит. А даже если и высидит, вряд ли девушка в перевернутом экипаже станет этого ждать. Нужно просто затаиться и ждать, кто-то из них да начнет менять ситуацию. А мне лишь останется попробовать решить проблемы, которые они создадут».

Хардец сорвал с веточки несколько хвоинок и принялся их жевать.

«Возможен и третий вариант. Это одна из дорог, ведущих в Предгорье. Кто-то может проехать по ней. Вскоре. Кто-то, кого сюда занесет его невезучая судьба. Такая же разнесчастная, как была и у этого болтуна Миллека. Отмучился, бедолага. По крайней мере, легкая смерть. Он ничего не понял, даже испугаться не успел».

Из экипажа послышались какие-то звуки. Дагир напрягся, больше всего на свете опасаясь, что откроется дверца и наружу выглянет его рыжеволосая спутница, которая, скорее всего, получит болт аккурат посередь лба.

«А ведь мы совсем недалеко от постоялого двора отъехали. Сколько мы в пути – два часа? Три? Может, это кто-то из тех молокососов, постояльцев Крайта? Но их было немало, человек девять-десять, верно. А тут однозначно кто-то один орудует. – Он с сомнением покачал головой. – Да и не стали бы такие бандиты на мелочи размениваться – что мы за добыча? Разве только кто-то из них прознал, что эта дева родственницей Арьезским доводится. – Дагир с самого первого дня знал, кого ему вверили охранять. Трудно не догадаться, когда тебя нанимает начальник охраны замка, а охраняемая девушка глазами и улыбкой неуловимо напоминает герцогскую жену. Но он тут же отогнал от себя последнюю мысль. – Да ну, нет. Стала бы эта шантрапа связываться с герцогом! Что бы ни планировали украсть, тут себе дороже выйдет. Последние лет десять даже на кареты рыманского казначейства никто нападать не дерзнул. А уж там-то улова на несколько королевских жизней хватит…»