Вокруг нарастал гул, слышались крики. Повсюду Додон виделблестящие глаза, орущие рты, вскинутые к небу кулаки. Мужчины со слезами наглазах клялись отдать жизни за землю, в которой будет покоиться прахцаря-героя, женщины обещали рожать только стойких защитников этой земли, адевушки исступленно кричали, что не пойдут за тех, кто не готов умереть зародную землю. Додон чуть нахмурился, попахивает бунтом супротив отцовской воли,а здоровая семья — опора царства, но смолчал, в этом случае важнее верностьстране, а затем уже отцовской воле и мужу.

Голик, не в состоянии удержаться, вскарабкался на повозку,жадно щупал гроб. Додон понял его зовущий взгляд, взобрался на ходу, возницевелел не останавливаться. Гроб был из металла, Додон взялся за крышку, та отдревности и тяжести почти срослась с гробом.

— Давай, — прохрипел он с натугой, — разом взяли...

Он чувствовал как затрещали его мышцы от усилий. Голикпостанывал, побагровел. Додон напрягся сильнее, крышка стала с металическимлязгом приподниматься.

— Подержи, — велел он, — а я заберу свое кольцо.

Голик едва выговорил сквозь стиснутые зубы:

— Я не удержу...

— Эх... Ладно, тащи ты, а я подержу.

Ухватившись обеими руками, он с трудом приподнял крышку, аГолик сунул в щель руку, долго шарил, пыхтел. Додон процедил сквозь зубы:

— Скорее же... Сейчас брошу...

— Никак не нащупаю!

— На правой руке, — прорычал Додон.

— Да ищу, ищу!

— Сейчас отпущу, — пригрозил Додон.

Мышцы его трещали, ноги тряслись, он покрылся потом, вголове стучали молоты. В последнем усилии он приподнял крышку еще выше. Голиксумел просунуть и голову, внезапно ахнул, выдернулся, бледный как смерть. Глазаего были выпучены, губы тряслись:

— Кольца... нет!

Додон выпустил крышку. Он тяжело дышал, кровь тяжелымиволнами захлестывала мозг, в глазах стояла красная пелена. Сквозь нее он виделкак в толпе одна из женщин подняла над головой ребенка, указывая на него, чтобызапомнил миг, когда видел царя. Но ребенок оглянулся, заслышав стук копыт, ивот через толпу поехал на взмыленном коне огромный человек в звериной шкуре.Через плечо у него висела перевязь с боевой палицей за плечом.

Еще издали он закричал весело:

— Великий царь! Прости, малость опоздал. Вот оно, колечко.Сейчас наденем...

Конь под ним храпел, пена была не только на морде, но и набоках, на крупе. Мрак прыгнул с коня на повозку. Та качнулась, возница сердитооглянулся. Народ орал исступленно, еще яростнее вздымал кулаки. Женщины срывалис голов платки, бросали под колеса.

Голик без сил опустился возле гроба. Лицо стало желтым, вглазах появилось безумие. Додон перевел взгляд с Мрака на гроб, чью крышкутолько что держал, вздрогнул, будто оказался на пронизывающем зимнем ветре.

— Эк как на вас подействовало, — проговорил Мракуважительно, — да оно и понятно. Как-никак, кости прадеда... Когда-то и вашикости вот так же забелеют, а потом истлеют, в них всякие жуки плодитьсябудут... Но это ж будет не скоро, чего уж тут.

Додон посмотрел на солнце, что клонилось к закату, перевелвзгляд на Голика. Передернул плечами сильнее: он сам собирался искать свойперстень!

— Что тебя задержало? — спросил он непослушным языком.

— Да разбойники шалили... Я думал, успею! Я ж сам видел твоюповозку и бояр там сзади на дороге. Я послал туда нищенок с мальчонкой, а сампогнал сюда.

Додон дальше не слушал. Вот чем обернулось его нетерпение,когда оставил пышную свиту и поскакал вперед. Мол, все одно не догонят этого человекаЛеса. Он всегда носится так, что кони под ним плачут кровавыми слезами. И всобственную ловушку попали не по недомыслию, а лишь потому что сама судьбаоберегает этого человека!

Голик внезапно взвыл, с треском разорвал на себе одежду.Глаза его не отрывались от красного неба. Солнце уже распухло, растолстело,опускалось к спасительному краю земли багровое и пыхтящее. Темно-красныеотблески двигались на распухшем лице постельничьего, похожие на трупные пятна.

С всклокоченными волосами, дикий, он внезапно спрыгнул сповозки и побежал через толпу. Ему поспешно давали дорогу. Было видно как началкарабкаться на склон, упал на четвереньки, побежал по-собачьи, но вдругзадергался, упал, посовал ногой, будто качал воду, и затих.

Мрак сказал без особого сочувствия:

— Сердце не выдержало. Наверное, съел что-нибудь.

— Да, — прошептал Додон, все еще бледный. Он с ужасомотводил взор от крышки гроба, под которую едва не заглянул раньше Голика. —Такое съел, что подавился.

Солнце еще не коснулось края земли. Додон подождал, Голикмог подняться, но тот, похоже, умер даже раньше отпущенного часа. От страха илиеще чего.

Мрак снял крышку, положил рядом с гробом. Повозкапокачивалась, по крышка лежала смирно. Не морщась, он надвинул перстень навысохшую фалангу пальца правой руки, еще раз окинул уважительным взоромистлевший скелет. Здоровенный мужик был, судя по росту и костям. Голова спивной котел, руки до колен, нижняя челюсть как у коня.

— Усе, — сообщил он с удовлетворением. — Кольцо на пальце.Теперь ни одна душа не стащит.

Додон вздрогнул:

— Почему?

— А скелет еще и палец согнул. Ежели силой отымать — ночьюявится. Мужик здоровый как лось! Задавит, и не гавкнешь.

Он опустил крышку на место, свистом подозвал коня, прыгнул стелеги прямо на конскую спину. Додон отчаянно смотрел то на гроб, где осталосьчудесное кольцо, то на Голика, тело которого уже подняли и несли ногами вперед.

Навстречу по дороге со стороны Куявы пылило облако. Мракразличил скачущих по весь опор бояр на баских конях, знатных мужей, воевод. Апозади всех тащилась царская повозка. Он рассмотрел светлую головку мальчишки,а позади изредка поблескивали печальные глаза женщин.

Во главе свиты ехал Кажан. Его глаза блеснули радостью,когда услышал о Голике, но Додону пробормотал о том, как был хитерпостельничий, и как будет его не хватать, если не заменить еще более умелым изнающим, как вот он, Кажан, верный слуга царю и Отечества...

Додон махнул дрожащей рукой:

— Возвращаемся. Гроб довезут без нас. Ты, Кажан, скачивперед. Упреди Рогдая и других, дабы все приготовили. А ты, доблестный Мрак,езжай впереди Льдана. Тебе тоже будет уготована встреча.

Мрак сказал тяжело, будто сдвигал гору:

— Благодарствую...