— А я все думал, зачем вы взяли у торговца эти странные веревки, — задумчиво произнес Вудроу, следя за полетом крошечной звезды.

За время полета болта вагонетка еще набрала скорость, и к тому моменту, как тот упал тлеющим фениксом на землю, нас разделяло не более двадцати футов. Это совершенно не помогло сориентироваться.

— А ну-ка, стреляйте туда! — приказал Вудроу, задавая рукой направление.

— Только переводить болты.

— Стреляйте!

Я забыл, что после пожара его зрение сильно пострадало. Но то, что делало его слепым днем, давало соколиное зрение в темноте. Пока я обматывал шнур вокруг болта, Вудроу давил на тормоз, замедляя ход вагонетки. Признаться, это не сильно помогало: колеса блокировались, и вагонетка неслась вперед, точно по льду. Мой выстрел на какое-то мгновение осветил указатель и стрелку, до которых осталось не более пятидесяти футов.

— Помогите, любезный!

Мы вдвоем надавили на тормозной рычаг. Я ощущал сопротивление металла, еле сдерживаемую мощь, которую вагонетке подарила скорость. Колеса искрили.

— Она не переведена, — крикнул Вудроу.

Ну конечно же! Те, кто поднимался на вагонетке назад, были вынуждены перевести стрелку в другом направлении, к рельсам, ведущим из подземелья. У меня оставались секунды. Я вскинул арбалет, вложил в него болт и выстрелил. Вудроу зарычал от усилия, пытаясь остановить вагонетку своими силами, пока мы не перевернулись на крутом повороте. Звякнул сигнальный колокольчик, когда сбитый моим выстрелом рычаг накренился. Недостающий фрагмент рельс оказался в нужной нам позиции. Как только с этим было покончено, я вернулся на помощь к Вудроу. Мы лишь немного смогли снизить разгон вагонетки, и чудом вписались в поворот, хоть мне и показалось, что колеса с одной стороны на короткое время оторвались от земли.

Понемногу спуск снова стал пологим, и, остановив наш транспорт окончательно, мы покинули его.

— Будьте наготове, — предупредил ловец. — Прибытие вагонетки трудно было не услышать.

Я и сам это понимал. Мы взяли фонарь и двинулись вниз по туннелю с округлыми, будто изодранными когтями стенами. Мне показалось далеко впереди какое-то движение, но из-за глухой тьмы нельзя быть уверенным. Вудроу остановился, приложил палец к губам и прикрутил вентиль лампы.

— Идите за мной, — сказал он шепотом, — я все вижу.

— Мы не одни?

— Разумеется. Вопрос в том, сколько их?

Я достал арбалет, прицелился в пустоту.

Тихо. Мы замерли, камни, потревоженные нашими шагами, еще катились с шуршанием вниз. Переглянувшись, мы с Вудроу осторожно продолжили путь. Вскоре свод потолка над нашими головами устремился вверх, стены раздались вширь. Мы нашли лабораторию Шермана.

В подземном зале у стены стоял какой-то громоздкий агрегат с экраном, застывшая стрелка указывала на минимум. Свет фонаря позволил увидеть массивные вентили и рычаги для управления приборами, клетку с электрическими катушками, банки из толстого стекла с содержимым, похожим на расплавленное серебро.

— Ртуть, — пояснил Вудроу. — Будьте осторожны.

Справа от меня показался свет фонаря и какая-то фигура. Я в ту же секунду выстрелил, но услышал лишь звон разбитого стекла. Меня напугало собственное отражение. Оно было все там же, только от зеркала откололся кусок, и трещина побежала на поверхности. По периметру комнаты стояло множество зеркал, направленных под разными углами. На длинном столе, грязном от чернильных пятен, было пусто. Такое впечатление, что кто-то успел собрать все вещи и покинуть лабораторию. Мы снова опоздали.

— Зачем те парни сказали, что здесь два десятка людей? — вряд ли бандиты осознанно лгали перед лицом смерти. Скорее уж сами не знали, что случилось.

— Возможно, есть другой выход? — предположил Вудроу.

В зале было ответвление, еще одно помещение, стены которого блестели слоями разноцветных горных пород. Там находились клетки, но и те были пусты. Узкие, но высокие, они были прикреплены друг к другу с помощью длинной металлической балки, а та в свою очередь являлась частью странного механизма, расположенного при входе. Вудроу потянул за рычаг, и с лязгом клетки опрокинулись вперед, легли на землю. Ловец вернул их в исходное положение и посмотрел на меня. И без слов было ясно, что те, кто находился в заточении, полностью пребывали под контролем своих тюремщиков. Их вынуждали не только бодрствовать, но и спать, задавая вертикальное или горизонтальное положение клеток.

— Что это здесь делает? — я с удивлением обнаружил аппарат, который вызывал у меня трепет, как шляпа фокусника у ребенка. Камера для дагеротипии.

Она была направлена на клетку. Неужели кому-то пришло в голову запечатлеть муки пленника во время пытки? Не знаю, испытал ли я удивление, но омерзение точно.

— Почему они не забрали камеру? — спросил Вудроу, оглядываясь. — Похоже, побег был стремительным. Но почему тогда оставили охрану?

— Зачем им камера? Все, что нужно, они забрали. Клетки пусты, — я шел вдоль рядов решетчатых гробов, отгоняя от себя мысли о собственном будущем.

— Простите, что не сделал этого раньше, — Вудроу проследовал за мной, стараясь держаться в стороне от фонаря. Он не прятал глаза за темными стеклами и следил за опасной темнотой вокруг. — Мне нужно объяснить вам принцип опытов доктора Стоуна.

— Думаете, удачное время?

— Уверен, что так. Как я успел заметить, вы ценитель дагеротипии, верно?

Я неоднозначно промычал в ответ. В тот момент меня больше волновало несоответствие в замках камер, и я решил еще раз проверить свою догадку, вполуха слушая ловца.

— При помощи камеры изображение объекта перемещается на поверхность пластины, чувствительной к свету. Это похоже на то, как работает наш глаз, только намного, намного примитивнее. Так вот. Доктор Стоун… вы слушаете меня?

— Угу.

— Доктор Стоун определил, что пластинка дагеротипа чувствительна не только к свету, но и к энергии как таковой. Ведь свет тоже энергия, вы это знали?

— Нет, но у нас есть проблема, — убедившись окончательно, я с прискорбием сообщил, — все замки открыты ключом, кроме одного. Он сломан.

Вудроу поднял револьвер, целясь в кромешную тьму зала, где осталась клетка. Вполне возможно, тот, кого мы оба заметили в туннеле, и есть сбежавший пленник.

— Думаете, он опасен? — я взял фонарь левой рукой, а правой достал револьвер.

— Более чем. Слушайте дальше, и вы сами поймете. Доктор Стоун многими опытами подтвердил, что дагеротип передает не только внешность человека, она записывает его энергетику. То есть суть.

— Душу?

— Вам по нраву такое объяснение? Тогда пусть будет душа.

Я покосился на Вудроу. Он не похож ни на романтика, ни на мечтателя. Но что-то в этой беседе было такого, что не укладывалось у меня в один ящик с прямым, как ствол, нравом ловца.