Я пробыл у Вудроу уже четыре дня. Из газет, которыми он исправно делился со мной за завтраком, ничего толкового узнать не удалось, кроме того, что умер еще один человек. Редакция не указала его причастность к политике, но мне и так было ясно, что он из «Прорыва». Я запомнил все имена в списке. Значит, Ртутная Крыса продолжает свое дело.

— Стоит ли ему мешать?

Этот вопрос я задал, попивая чай из фарфоровой чашки с синими розами из хозяйского сервиза. Совместный завтрак под аккомпанемент тикающих часов, из которых в полдень и полночь выскакивала кукушка, похожая на поеденное молью чучело, в последнее время стал приятной традицией. За хрустом печенья и тарелкой молочной каши легко забыть, что мир не стоит на месте.

— Вы о нашем приятеле? — догадался ловец.

Леди Тодд была поблизости, возможно, в соседней комнате, и мы не рисковали называть имена и клички. Поначалу я сомневался, стоит ли мне вовсе показываться ей на глаза, но Вудроу довольно убедительно объяснил, что скрывающийся в его спальне мужчина вызовет больше вопросов, чем гость, которому отведена личная комната.

— Видите ли, даже если он сделает то, что задумал, главного виновника все равно не достанет. Его не подпустят.

— Что вы имеете в виду?

— Только то, что сказал. Он, знаете ли, не так умен, — Вудроу выглянул из-за шуршащих листов газет. — Тот инцидент в лаборатории окончательно повредил его рассудок, который пострадал в результате экспериментов. Теперь он мстит тем, кого помнит и знает, но не собирается бороться со злом. Тот, кто подговорил членов «Прорыва», кто управлял всем этим, останется безнаказан, с армией, которую может обратить против собственных врагов. Что если он устроит переворот?

— А это важно?

— Важно, друг мой, важно. Мы с вами живем в этой стране и, будем откровенны, каждый из нас несет ответственность за то, что… наш приятель на свободе и творит страшные дела. Что же до остального, то мы осведомлены. А осведомленность делает нас причастными.

Подумать только! Мне редко встречались честные люди. Точнее, мне они не встречались вовсе. Но Вудроу не похож на притворщика. Судя по сказанному, мне посчастливилось узнать одного из самых порядочных и принципиальных людей. Это ли не удача?

— Я вот подумал… Лаборатория переместилась, доступа к больным больше нет. Где еще доктор Шерман может брать подопытных?

Мне не нужно было думать над ответом:

— В Отстойнике. Чудесное место, где никто не задает лишних вопросов. Он может безнаказанно забрать человека любого пола и возраста, и никто не станет препятствовать. Только плати.

— И кому же? — вежливо поинтересовался ловец.

Я знал имя.

* * *

Отстойник с момента нашей последней встречи не изменился. Залитая солнечным светом нищета казалась еще более жалкой. Вудроу вызвался идти со мной, заявив, что не позволит мне одному рисковать жизнью. При условии, что мою рожу знала каждая крыса в бедняцком районе, я и впрямь немного волновался. Но если кто-то вдруг узнает, что Вудроу ловец, то его судьба от моей не будет отличаться. Самоходную повозку пришлось оставить и путешествовать пешком. Мы оделись так, чтобы не бросаться в глаза. Несмотря на отменную погоду, я напялил глубокий капюшон и поднял воротник, закрывая лицо. Сюда часто приходят те, кто не хочет быть узнанным, так что это никого не удивит.

Дом Патрика все также охраняли прикормленные громилы. Когда мы направились к двери, один из них, закинув на плечо обрез, преградил нам путь. Я положил руку на плечо Вудроу, предупреждая, чтобы он был осторожнее. К сожалению, подземный ход в лавку скупщика был завален, и у нас не было другого варианта, кроме как войти через парадную дверь.

Заметив, что мы не собираемся ни останавливаться, ни уходить, двое других головорезов поднялись, разминая внушительные кулаки, поигрывая мускулами и демонстративно вертя в руках дубины.

— Вы не откроете дверь? — поинтересовался ловец с улыбкой, и бросил обладателю обреза монетку.

Тот инстинктивно поймал ее. В эту самую секунду плащ Вудроу распахнулся, и в обеих его руках, расправленных, точно крылья, оказалось по револьверу внушительного калибра. Один ствол был нацелен в лоб первому громиле, другой — тому, что махал дубиной. Я метнул нож в ногу третьего.

Выстрелы из револьверов прозвучали одновременно. Воя от боли и зажимая достаточно легкие ранения, бандиты рухнули в дорожную пыль.

Было слышно, как захлопнулось несколько ставен. Никому нет дела до пальбы на улице, но получить случайную пулю желающих не найдешь.

— Господа, господа, прошу внимания, — Вудроу продемонстрировал свой жетон. — Я охотник за головами, представитель закона.

В ответ на это все трое разразились жуткой бранью.

— Понимаю, вы огорчены, — почти весело продолжил мой спутник, — но реалии таковы. Я сказал «реалии», джентльмен с кровоподтеком на щеке, а не те непристойности, что вы лопочете. Так вот, у вас есть два варианта: умереть сейчас или же дождаться справедливого суда.

— Да пошел ты, упырок загаженый! Урод гнойный! Ты и твой… — поток ругательств был прерван метким выстрелом в голову.

Вудроу повернулся к двум другим бандитам. Те заметно притихли и даже забыли о ранах.

— Вот и славно. Я так понимаю, вы пойдете со мной по доброй воле, — улыбнулся Вудроу.

Пока он надевал на одного из них наручники, второй достал из своей ноги нож и любезно протянул мне дрожащей рукой.

— О, благодарю, — я наклонился, чтобы забрать оружие. В глазах раненого появилось узнавание:

— Да ты же…

— У него все еще заряжен револьвер, — напомнил я, и бугай умолк.

Клинок был очищен носовым платком, но продолжал казаться грязным.

— Не осуждайте меня, — с приветливой улыбкой попросил Вудроу, когда мы поднимались по лестнице. — Как не осуждаете охотника, стреляющего в уток.

— Я не убийца.

— А я не вор. Поэтому нам и нужно объединить таланты.

Он открыл дверь, и мы шагнули в полумрак магазина. Вудроу поднял темные стекла, осмотрелся. Я прошел вперед, за витрины, в комнату, где Патрик любил пересчитывать недельную выручку. Он получал от этого какое-то извращенное наслаждение, описать которое я не берусь.

Услышав шаги, крошечный старикашка вынырнул из своей норы, подслеповато прищурился и спросил:

— А вы по каком вопросу?

Когда же я опустил капюшон и воротник, у Патрика вытянулось лицо, кровь отхлынула от лица, и он больше стал походить на окоченевшего мертвеца, чем на живого и довольно богатого подонка. Его взгляд скользнул мимо меня к двери, но, заметив это, Вудроу сообщил:

— Мне жаль вас огорчать, но парни заняты. Нам никто не помешает.

— Наверху могут быть другие, — напомнил я.