– Нет, конечно, – хмыкнул Федор. – Просто придумаем новуюбиографию. Ну, допустим, ты – дочь рано умерших родителей. Отец всю жизньпровел в Африке, он изучал там местные племена и в результате сгинул в дикихджунглях.

– Джунгли, кажется, не на этом континенте, – робко заметилая.

– Погоди, это я так, к примеру. До пятнадцати лет тывоспитывалась в деревне Мамбо-тонго, свободно владеешь наречием кумбо.

– Про такое я даже не слышала! Федор хихикнул:

– А его и нет. Только кто сумеет проверить? Не перебивай.Потом твои родители поехали на охоту на слонов и погибли. Ты вернулась вМоскву. Здесь можно рассказать о бедах. Денег нет, помочь некому, пришлось мытьполы. Народ такое любит. Люди ваще тащатся от чужих неприятностей. Может,сделать из тебя инвалида?

На всякий случай я отодвинулась от его стола: ей-богу,парень, похоже, сумасшедший!

– Но потом, – тарахтел Федор, – потом, однажды ночью, тебеприснился покойный отец, который начал диктовать криминальные романы, и жизньзаиграла яркими красками, потому что папенька не только наговорил книгу, а ещеи посоветовал обратиться в самое лучшее на свете издательство «Марко». Усекла?

– Ну…

– И ваще ты вся такая.., в перьях. Я вновь на секундупотеряла дар речи.

– В чем?

– Ну, одеваешься экстравагантно, куришь сигареты смундштуком, спишь на полу, привыкла в Африке. Питаешься фруктами: ананасами,бананами, манго и коа-коа.

– А что это такое, коа-коа?

– Понятия не имею, – заржал Федор, – тебе лучше знать. Ктоиз нас вырос в диком племени? Сама понимаешь, муж-мент сюда не катит! Ладно,ступай домой, завтра в пять жду у себя. Имей в виду, нас в отделе шестьчеловек, слушаться надо всех.

– Но зачем весь этот спектакль? – я попробовала слабосопротивляться. – Почему бы мне спокойно не жить Виолой Таракановой?

– Ариной Виоловой, – поправил Федор, – детективы пишет неВиола Тараканова, а Арина Виолова. Так вот, мой дружочек, твоя биографиянеинтересна, никому не нужна. А мы должны возбудить любопытство, заставитьлюдей шептаться:

«Вы слышали, Виолова-то!» Вследствие этого вырастет тиражтвоих книжек, мы хорошо заработаем, выплатим тебе отличный гонорар, ты купишьмужу-менту личное отделение милиции…

Федор расхохотался. Я смотрела на него во все глаза.

– Ладно, – парень стал неожиданно серьезным, – пошутили – ибудет, значит, завтра в семнадцать ноль-ноль познакомим общественность сконцепцией твоей рекламной кампании. Вызову-ка я сюда Сысоева и сам дам емупервое интервью. А ты завтра купи газетку «Сплетник», полюбуешься. Главное, чтоя понял, – ты хочешь стать известной и готова помогать нам.

В полном обалдении я выпала на улицу, добрела до метро иуставилась на новенькую «Экспресс-газету». Через всю обложку шел огромныйкрасный заголовок: «Смолякова глушит коньяк бочками. Известная писательницатопит страх в алкоголе». Чуть ниже виднелись синие буквы: «Певца Мариоограбили. У парня сперли коллекцию тараканов, которую он собирал с детства».

Я купила газету, спустилась в метро и приняласьперелистывать страницы. Честно говоря, до сих пор я считала, что люди искусствапросто не умеют себя вести. Ну звездит у них в голове, поэтому устраиваютскандалы в ресторанах и гостиницах, без конца меняют партнеров и заводят вкачестве домашних любимцев аллигаторов. Но сейчас мне в голову неожиданнозакралась иная мысль: что, если у них есть такие Федоры, которые придумываютрекламные трюки? Может, на самом деле певцы, артисты и музыканты тихие люди,любящие по вечерам смотреть телик?

К Вике Виноградовой я хотела поехать утром, но, проснувшись,обнаружила, что таинственным образом, во сне, получила насморк и кашель.Термометр равнодушно показал 37,5. Представляете, как я обозлилась, сообразив,что теперь придется просидеть пару или тройку дней дома? Визит пришлосьвременно отложить и сидеть над кастрюлей с горячей картошкой, осторожно вдыхаяпар.

К Вике я попала только через несколько дней.

Утром я, правда, попыталась посидеть за письменным столом идаже лихо написала еще одну фразу: «Кругом стояли лужи». Теперь текст выгляделтак: «В тот вечер шел дождь. Кругом стояли лужи». Но на этом вдохновениеисчерпалось. Я сломала от злости ручку «Бик» и отправилась на Реутовскую улицу.Скорей всего, Виктория на работе, но мне она не нужна, просто брошу письмо вящик.

Подъезд оказался заперт, дверь щетинилась домофоном. Неуспела я подумать, что делать, как щелкнул замок, наружу вышел парень, а я очутиласьв темном, холодном подъезде.

Нужная квартира была расположена прямо тут, на первом этаже.Я хотела позвонить, но дверь распахнулась, и в проеме появилась женщина сбольшой сумкой.

– Вы Вика? – спросила я.

– Ее в больницу положили, – ответила тетка.

– Как? – удивилась я. – Когда?

– Сегодня ночью, вернее, утром, – пояснила незнакомка,пытаясь запереть замок. – Черт, он не поворачивается!

– Дайте попробую, у нас такой же, там надо ключ канавкойвверх засовывать.

Женщина протянула мне связку.

– Что случилось с Викой? – поинтересовалась я, гремя замком.

Тетка устало ответила:

– Отравилась, подробностей не знаю. Я санитаркой втоксикологии работаю. Виноградову привезли около трех утра. Ей к девяти полегчестало, она мне ключи дала и попросила из дома кой-чего привезти: ну, халат,тапки, дезодорант. А вы ей кем приходитесь?

Я хотела было сказать: «Подругой, вот, пожалуйста, передайтеВике письмо», но отчего-то осеклась и произнесла совсем другую фразу:

– Да никем, мы еле-еле знакомы. Работаем в одной конторе.Вика вчера по случайности ключи от сейфа уволокла, а сегодня на работу неявилась, вот хозяин меня и послал узнать, что к чему. Больница-то далеко?

– Рядом, две остановки на автобусе, близко совсем.

– Тогда пошли, помочь вам нести сумку?

– Да она легкая, – ответила тетка, – просто здоровая с виду.Неудобно у постороннего человека в вещах рыться, вот я и схватила торбу,которая в прихожей стояла. Как вас звать-то?

– Таня, – ляпнула я, – Таня Иванова.

И я снова удивилась про себя. Господи, да я становлюсь самойнастоящей вруньей, ну отчего не назвала приветливой бабе свое настоящее имя?