теперь-то я точно проснулся”.

Подошёл к миске — лежит капустка. Он её лапой потрогал, не исчезла. Обошёл вокруг, сел спиной и резко развернулся с криком:

— Ага, попались!

Но у миски никого не было. Никто не разыгрывал Кузеньку. А капустка так и лежит, ждёт, когда её есть начнут.

Кот весь дом обошёл, на чердак слазил, в шкафу посмотрел — нигде ничего съедобного не нашёл. Все места, где баба Маня от него крынки с молоком да со сметаной и маслом прячет, проверил. Пусто. К мышам в кладовочку заглянул, так они его веником. Мол, наше всё, честным трудом припасённое. Вздохнул Кузьма, сил спорить не было.

А в животе урчит. Перед глазами звёздочки летают. Каждая звёздочка поднос держит, а сколько всего вкусного на них разложено! И печёночка, и сливки, и гусь в яблоках запечённый. И всё для него, для Кузеньки приготовлено.

Вздохнул Кузьма, во двор вышел. Смотрит, там куры гуляют. Почесал лапой за ухом кот и в курятник полез. Думал свежими яйцами пообедать, да куда там, петух прогнал. Загнал Кузеньку на высокую берёзу, а сам по двору давай ходить, грудь гордо выпятив, и всем рассказывает, какой он вояка удалой.

До самого вечера сидел кот на берёзе, слез, только когда дедушка с домовыми домой вернулся.

Посмеялся Пихто над незадачливым котом, но рассказывать не стал, что попросил домовых всю еду в доме от глаз кошачьих скрыть. Зато и Кузьма больше не привередничал. Всё на ужин съел. И мяско, и сметанку. И тарелку за собой вылизал.

А после ужина песни пел да сказки рассказывал, пока домовые грибы на нитку нанизывали да сушить у печки подвешивали.

История одиннадцатая

Кузьма предсказывает будущее

— А что это ты там делаешь? И кто разрешил на стол залезать? — дед замахнулся было полотенцем на Кузьму, что передвигал по поверхности столешницы цветные картинки.

— Смею напомнить, что кот — это древнее, священное существо. Нас нельзя полотенцем! Карму испортишь, — не поворачивая головы, ответил кот, сосредоточенно вглядываясь в разрисованные прямоугольники.

— Слазь, кому сказал, — Пихто, не в силах сердиться на любимца, сел рядом на лавочку, с любопытством рассматривая рисунки на картонках, которые крутил Кузьма.

— Пока расклад не закончу, не слезу. А то беда будет, — нравоучительно проворчал кот.

— Да ладно, придумываешь ты всё! — хмыкнул Фомушка, залезая на лавку с другой стороны стола.

— Рассказываю для особо необразованных, — кот сел в позу копилочки и нацепил на нос пенсне, отчего сразу стал похож на диктора с телевидения. — Коты — это священные животные, служившие при храмах древнего Египта!

— Так они же лысые, ну те, египетские, — свесил ноги с печки Мефодий, разбуженный разговором деда с котом, — я по телевизору видел.

— Были лысые, теперь обросли, — не растерялся Кузьма, — это называется эволюция! Ну, ты слонов в телевизоре видел? У них когда-то, очень-очень давно, ещё в мезозойскую эру, тоже шерсть была, а теперь вся выпала. Потому что живут они в Африке, там и так жарко, без шубы. А у нас, у котов, она, наоборот, выросла. Зимы-то вона какие, без тулупа лапу на улицу не высунешь. Но мы отвлеклись, — терпеливо объяснял кот, словно профессор при университете.

— Коты священные животные, которым поклоняются с древнейших времён, — серьёзным тоном, продолжил Кузьма. — А всё почему? Почему, я вас спрашиваю?

— Почему? — хором ответили дед и домовые.

— А потому, друзья мои, что знаниями обладаем непростыми. Предсказывать можем не только погоду, но и саму судьбу человеческую! Ну, или как в нашем случае — домовую.

— Какую?

— Да вашу, вашу судьбу! А вы меня полотенцем, — уже обиженно выкрикнул кот, вновь став привычным взлохмаченным любимцем. — Это вообще недопустимо. А ещё и веником, бывает! Вот вы знаете, что из-за этого карма портится? — кот обвёл друзей торжествующим взглядом. — Ка-ар-ма-а, — протянул по слогам кот, глядя в недоумённые лица друзей. — Ну это как… вот положена тебе конфета, а её не дают. Потому что ты котика, да под хвост! Понимать надо.

— Вот смотрите, — Кузьма распушил хвост, указывая им на картинки, — это карты таро, их Степанида притащила. Решила сеанс бабе Маше устроить. Ну, что-то там не то нагадали, и хозяйка эту предсказательницу ухватом проводила. А карты остались. Я и решил вспомнить, как это мои предки делали.

— Вот тебя, Мефодий, невеста дожидается, — задумчиво, словно в гипнотическом трансе, склонился над картами Кузьма, — видишь, какое красное солнце нарисовано? Это значит, рыжая будет.

— А чего это сразу рыжая-то? — домовой оглянулся в угол, где иногда на сундуке ночевала знакомая кикимора. — Мне, может, другой цвет в девушках нравится.

— А карты говорят, — Кузьма помахал перед носом подошедшего к столу домового кусочком картона, — что рыжая будет! И идёт она к тебе издалека. Из-за синих гор, зелёных холмов, глубоких рек.

— Каких-таких глубоких рек и синих холмов? — удивился дед.

— Таких. Видишь, вот, нарисовано, — ткнул коготком в рисунки кот.

— Да это она так долго добираться будет. Мы состариться успеем. Не, давай ищи кого поближе. Давай, посмотри повнимательнее в эти карты свои. Ну, в какую сторону нужно стрелу пустить или в какой день за забор сапог кинуть? — почесал живот Мефодий, облегчённо вздохнув.

— Эх вы, тьма гремучая! Сапоги, стрелы. Карты никогда не врут. Если говорю: из-за гор, значит, так тому и быть! — распушился Кузьма, посверкивая жёлтыми глазами.

— Так может, ты чего перетасовал не так. Надо в обратную сторону или справа налево раскладывать, — предположил Мефодий, не желая мириться с предсказанием о рыжей. — Давай, я сам попробую!

— Я тебе попробую! — Кузьма выгнул спину, зашипел и сгрёб все карты под себя.

— Я, может, свою мечту исполняю. Предсказателем стать. С малых когтей об этом грезил. И вот, когда моя фантазия сбываться начинает, вы мне обрезаете крылья! Вот кто вас о дожде предупреждает?

— Ты, ваше пушистейство! — подтвердили домовые и картинно раскланялись.

— А о том, что куры бунт готовят, кто первый узнал? Опять-таки я! Вот карты освою и пойду по дворам копеечку зарабатывать. Мне шансами разбрасываться нельзя. А то вот сегодня я у вас любимый Кузенька, а завтра меня полотенцем от стола погонят, — фыркнул кот и отвернулся от друзей, вновь тасуя карты.

— О, великий оракул нашего двора, — певуче растянув гласные, начал Пихто, — не соблаговолишь ли ты, свет очей наших, спуститься со стола на землю и пройти к миске заветной, полной сладчайших сливок. А также отведать печёнки нежнейшей, что приготовлена для тебя луноликой бабой