всём ей помогать. И каждый раз, чуть-чуть приоткрывая крышку, чтобы убедиться, что в доме никого больше нет, вспоминал как за ним по пятам гналась верхом на венике божья коровка, при это ещё и наигрывала разные мелодии на губной гармошке, опускал крышку обратно не решаясь вылезти наружу. Так и просидел до самого рассвета, пока петух три раза не поприветствовал солнышко.

Тщательно умывшись, почистив уши, причесавшись и надев новую рубаху, Митька пошёл к соседке, крышу чинить. А на крыльце его уже Пихто встречает, вновь приняв облик бабы Маши.

— Мне бы крышу подладить, — простодушно сказала бабка, пожав плечами и теребя в руках разноцветный платочек.

— Так, я того и хотел, баб Маш, как же без крыши-то? Нехорошо. Ты прости меня, соседка, я давече нездоров был! Сам не знаю чего это на меня нашло! А сейчас всё прошло. Я вот и инструмент принёс! — слегка заикаясь от волнения, начал оправдываться Митька.

Солнышко радостно светило в окошко спальни бабы Маши, из которого она с удивлением наблюдала, как Митька лихо колол топором березовые чурки и откидывал их в сторону, чтобы потом сложить дрова в поленницу. До этого сосед стучал молотком, приколачивая на крыше шифер. А судя по запаху, что шёл из кухни, ещё и свежего чаю заварил и картошки нажарил с грибами. «Вот ведь, какой он молодец» — думала баба Маша, даже не подозревая, что в этот момент, дедушка Пихто ещё и корову подоил, а домовята его скисают, что бы сделать побыстрее для бабушки творог. Кузьма разучивал на губной гармошке новые песни, поддерживая хорошее настроение у друзей и не давая расслабится соседу, а Бука отсыпался в корзинке за печкой. Ему, за пугание поставили пять и перевели в следующий класс школы для озорных домашних духов.