тучки проще, чем обратно взобраться.

— Тоже придумаем, — улыбнулся дед, — мы, добрые духи, всем помогаем, сейчас вот посумерничаем и решим. Ты пей чай, пей, он на смородиновых листах настоян, с малиной, цветком василька — очень полезный.

— И вкусный! — облизнулась Лея. — У нас, живущих на облачках, такого нет.

— Я тебе с собой в мешочек сбор положу, а ты угостишь друзей, когда вернёшься.

— И варенье?

— И варенья баночку дам, и пирогов. А может, ты ещё раз к нам в гости на чаепитие прибежишь, и даже не одна.

— Обязательно приду, дедушка! Вот вернусь на свою тучку, ка-а-а-к соскучусь и спущусь! Вот только бы подняться, — вздохнула Лея и чуть-чуть загрустила.

Скрипнула дверь, и Мефодий, пыхтя, словно ёжик, ввалился на кухню, таща за собой тяжеленную корзину, полную звёзд.

— Вот, собрал. А делать-то с ними что?

— Нужно аккуратно протереть каждую звезду, собрав с неё всю-всю паутинку и пыльцу. Потом надо найти прялку, и я спряду нитки, а после сплету радугу и спущу её с тучки. А там уже дело за солнечными лучиками, они раскрасят её в разные цвета.

— Тогда за работу! — хлопнул в ладоши Пихто.

— Я тоже хочу звёзды протирать! — подал голос с печи проснувшийся Фомушка.

— А на чердаке хранится старая прялка, — потянулся Кузьма, — могу показать. А потом, что бы вам за работой не скучно было, песню спою, а мышки мои кадриль станцуют.

— Ой, как здорово, — обрадовалась Лея, — только как мы звёздочки на небо вернём?

— С помощью мыльных пузырей, конечно! — невозмутимо ответил Пихто, протянул ладонь и прямо из воздуха достал серебристую трубочку. — Она не простая ‒ волшебная!

И протянув дудочку Фомушке, продолжил:

— Мы с Мефодием будем звёзды протирать, Лея прясть, Кузьма нам песни петь, а Фомушка звёздочки в небо запускать.

— Ой, дедушка, а как же это я смогу? — Удивился домовёнок. — Я же не умею.

— А я научу, — улыбнулся Пихто. — Касаешься палочкой звезды и выдуваешь мыльный пузырь, звёздочка оказывается внутри него и поднимается на небо. Вот и дождик кончился, и разъяснилось.

За раскрытым окошком действительно тлел закат, красивый, багряно-жёлтый. Мимо пронёсся ветерок, качнул занавески, покружил над столом, зацепился за абажур лампы, пригрелся и уснул. Фомушка сбегал на чердак и притащил старую скрипучую прялку. Мефодий, высунув от усердия язык, очищал от паутинок звёзды. Потом дышал на них и до блеска натирал мягкой тряпочкой, после чего они складывались в большую кадушку в которой обычно баба Маша тесто замешивала.

У Леи и домовых на кончиках пальцев переливалась звёздная пыль. На носу и щеках тоже блестели разводы, и это было очень красиво. Кот спел пару песен, стащил со стола кусок сыра и начал рассказывать сказки, что слышал от своей пра-пра-пра-бабушки, когда ещё сам был котёнком.

Вот уже и звёзды были все помыты-почищены. Пора было отправлять их в небо. Ведь каждая звёздочка — это чей-то хороший сон или желание, а может быть, даже мечта. И у каждого человека должен быть шанс увидеть в небе именно свою путеводную звёздочку.

Фомушка коснулся трубочкой звёзд, и они одна за другой втянулись вовнутрь. Он набрал в грудь побольше воздуха и выдул свой первый мыльный пузырь. Мерцающий, голубовато сиреневый с розоватым отливом, он поднимался всё выше и выше, пока стал неразличим на фоне тёмного ночного неба.

— Где, где, не вижу? — волновался Фомушка, вглядываясь в бархатное небо.

— Подожди чуть-чуть, — успокаивающе гладил домовёнка по голове Пихто, — ему надо подняться повыше.

И тут они действительно увидели: словно маленькая вспышка салюта осветила небосвод, и на тёмном ночном покрывале вспыхнуло несколько звёздочек.

— Получилось! — обрадованно пустились в пляс домовые с Леей и котом. — Ура!

— А теперь я! — выхватил трубочку из рук домовёнка Мефодий и, коснувшись ею лежащих в лоханке звёздочек, надул щёки.

— И мне дайте попробовать! — потребовал Кузьма.

Так они и выдували по очереди в ночное небо мыльные пузыри, пока лоханка совсем не опустела.

Тем временем Лея сплела тончайшие нити из паутинки, что со временем опутывает все созвездия — поэтому их необходимо периодически мыть и чистить, иначе звёздочки теряют свою яркость, а то и вовсе могут прекратить светить.

И тут очень пригодились мышки. Они ловко сплетали нитки в ажурное полотно. И уже к рассвету радуга, аккуратно сложенная в несколько раз, лежала на полу кухни, слабо мерцая серебристыми нитками.

Бархатно-парчовая ночь подходила к концу. Лее пора было возвращаться домой, хотя она очень не хотела прощаться со своими новыми друзьями. Дедушка Пихто сложил для неё в корзинку мешочек с чайными травами, несколько баночек варенья, пирожки с капустой и маленькое зеркальце, чтобы пускать солнечных зайчиков. Мефодий притащил большую книгу сказок, а Фомушка подарил красивый поясок. Кузьма хотел было подложить в корзинку мышонка, из лучших, конечно же, побуждений. Но Пихто не разрешил — нехорошо деток с мамами разлучать. Тогда кот прикатил красивый стеклянный шарик с цветочком внутри.

Первые рассветные лучи скользнули по крыше дома, пробежались по водосточному желобу, перепрыгнули на подоконник и проникли в комнату.

— Пора прощаться, — тихо сказал Пихто.

Все обнялись. А дедушка поставил лоханку, в которой лежали звёзды, в самую серединку солнечного пятна, коснулся её своей волшебной трубочкой, и лохань превратилась в облачко. Лея уселась на него, словно на подушку, обняла покрепче корзинку. Домовята подали радугу, и облачко, мягко поднявшись вверх, выплыло из окна, унося в небо юную хранительницу звёзд.

Солнышко позолотило верхушки деревьев, умылось в росе, разбудило первых бабочек, пробежалось по двору и отразилось в большой луже, оставшейся после растаявшей тучки. А над ней встала радуга! Большая, разноцветная, она висела кружевным коромыслом над самой крышей, и Мефодий мог бы поклясться, что слышит серебристый смех их ночной гостьи — Леи.

— Теперь я точно знаю, что счастье и богатство живёт в нашем доме, — улыбнулся Мефодий. — Ведь самое главное сокровище — это мы и наша семья! То, что мы есть друг у друга!

— Умница! — обнял домовят Пихто и поцеловал каждого в макушку.

История двадцать вторая

(Где Бука пугает соседа Митьку)

Кузьме снилось, что он лежит на большом тёплом камне на середине реки, а вокруг него плещется рыба. Её было так много, что захоти он вернуться на берег, то ступая по их скользким спинам, он добрался бы не замочив лапы.

Окуньки игрались, выпрыгивали из воды, и подплывали прямо к рыжей усатой морде, тыкаясь ему в нос, демонстрируя блестящую шкурку.