в прохладную лужицу.

А Васька, всю дорогу боявшийся разбить лампочку, оттого державшийся одной рукой за щетину борова, другую высоко подняв с зажатым в ладони цоколем, сидел на дороге и наблюдал, как свиньи радостно трутся носами друг об дружку.

— Вот такой он у нас, соседский внук Василий, — вздохнул дед Пихто, рассказывая эту историю Фомушке. — Вот только заколотить дверь от него не получится, баба Маша с Егорушкой, в отличие от нас, сквозь стены ходить не могут. Придётся какую другую хитрость придумывать.

— Может, интерес ему какой придумать? — подал идею Фомушка.

— Можно и интерес. Глядишь, и чего толкового выйдет. Покумекать надобно, — почесал затылок Пихто и налил воды в самовар. Для хорошей думы вначале хорошо бы чаю с баранками испить, тогда и мысли светлые будут.

История восемнадцатая

Как Васька Кузьму на удочку поймал

— Я ничего придумывать не буду! — домовой Мефодий, решительно уперев руки в боки, смотрел на деда и неодобрительно качал головой. — Я уже посоветовал один раз с лампочкой, больше не хочу.

— Так помочь же надо, — дед извинительно улыбнулся и развёл руками. — Мы ему хорошее хобби, он — покой и радость всей деревне.

— Ага, проходили уже, — хмыкнул Мефодий, — анекдоты про добрые помыслы уже далеко за нашу деревеньку ушли. Не. Давайте его обратно в город отправим. Там таких много, затеряется в толпе, и всем хорошо будет.

— Ну как так, ты ж домовой добрый, отзывчивый. Людям помогать надо!

— Я и помогаю. А вот с Васькой, извини, это к кикиморе на болото идти надо. Наверняка их рук дело. А я свои — умываю.

Не успели домовой с дедом Пихто договорить, как послышались шаги на крыльце. Баба Маня с Егорушкой и соседским внуком — Василием в дом зашли.

— Хотел было я, баб Маш, охотой заняться. Даже вот ружьё после деда нашёл, почистил, а потом и подумал, что жалко мне зверюшек, — рассказывал Васька, усаживаясь за стол чай пить да пирогами закусывать. — Потом подумал купить фотоаппарат, знаешь, с такой большой выдвижной трубой. И опять-таки, вот как зверям объяснишь, что ты их только фотографировать будешь? Не поверит медведь, отберёт. А ты потом попробуй уговори его, обратно отдать!

Баба Маша слушала да головой кивала, подливая кипяток из самовара. Пихто с Мефодием на подоконнике устроились послушать, о чём люди разговаривают, а Кузьма на двор сбежал, мышей новым танцам учить.

— Так ты, Василий, рыбалкой займись! — подложила варенье в креманку бабушка. — У нас тут много всякой рыбы в реке водится. Егорку вон вообще с речки не вытащишь. А рыба у нас ох хитрая! Не каждому на крючок попадётся.

— У меня четырёх червяков съела! Представляешь? — вклинился в разговор Егор, уминая пирог с ежевикой. — И только одна маленькая рыбка попалась. Я её обратно отпустил. Пусть подрастёт! А вот Кольке на прошлой неделе повезло. Он вот такого сома поймал! — и Егорка широко расставил руки в стороны.

При этом пирог, что был зажат у него в руке, оказался у самого носа Мефодия. Домовой не удержался и половину укусил. Егор же только пожал плечами — и когда успел полпирога съесть? Вроде целый держал, не откусывал.

— Та-ак… Что нужно для рыбалки? — почесал переносицу Василий. — Конечно же, черви! А чтобы их накопать, нужна лопата.

Лопата, конечно же, была, только вот с очень длинным черенком. Но это же не беда? Васька уже видел в своих мечтах, как жители деревни надевают ему на голову лавровый венок, который сильно напоминал берёзовый веник, с которым Василий ходил в баню. Но это не важно. Важно, что в руках у него был сом с него ростом. Или даже выше. Васька мысленно встал на табурет, высоко поднял руку, но и тогда у рыбы, которую он держал, хвост волочился по земле.

Зажмурившись, Василий продолжил мечтать вслух:

— Накопаю жирнющих червей, от которых ни одна рыба отказаться не сможет. Может, даже червякового начальника откопаю. Это такой самый толстый, для сома. Возьму удочку. И как покажу всем вам, как надо рыбу ловить! Тут же все перестанете надо мной смеяться.

— Вась, а ты умеешь с удочкой-то управляться? Или показать? — засмеялся Егорушка и вновь удивился, куда это делся пирог с его тарелки? Вроде бы тут был.

А Мефодий сидит на подоконнике за его спиной, пирог уминает да посмеивается. Даже Пихто ему не стал замечания делать, лишь головой покачал.

— Я? — открыл глаза Василий и, гордо выпятив грудь, расправил плечи. — Я всё могу! Вот, смотри!

Он встал, прошёлся по кухне, заложив руки за спину. Осмотрелся. Взял кочергу, моток ниток и большую ложку.

— Вот смотри, — подвинув табурет поближе к Егорке, Василий сел напротив и стал приматывать на длинную нитку к кочерге ложку. — Вот это будет удилище, леска и груз. А вот этот кусочек сыра — побудет червячком. Я подойду к реке тихонечко-тихонечко, что даже мотылёк, сидящий на ромашке, меня не заметит. Закину удочку, и…

Василий замахнулся кочергой, ложка, привязанная за нитку, взлетела вверх. Описав полукруг под потолком, она задела вазочку с цветами, что стояла на верхней полке буфета. Та с тихим звоном вылетела через раскрытое окно на улицу. Падающую вазочку схватил Пихто и аккуратно поставил перед собой на подоконник.

Тем временем импровизированная удочка дёрнулась в руках Василия.

— Подсекай! — крикнул Егорушка, как это он обычно делал на рыбалке.

Васька дёрнул за кочергу, и в кухню влетел Кузьма, держа в лапах вцепившуюся в сыр мышку. От неожиданности, а может, от страха, (Василий жуть как недолюбливал мышей) он вскочил на табурет с победным криком индейцев Апачи и вновь крутанул над головой кочергу-удочку.

Кот с мышью сделали круг почёта под потолком. При этом с верхней полки буфета попадали тарелки, горшок с геранью и куча конфет, которые там прятал Мефодий. Домовой с дедом соскочили с подоконника и давай спасать хозяйское добро. Пихто тарелки да горшок ловил, Мефодий конфеты перепрятывал.

А бабе Маше с Егорушкой было не до чудес. Не обращая внимания, что посуда не бьётся, а сама по себе в стопку под окном укладывается, хозяева ловили летающего под потолком любимца.

— Да что же это ты такое делаешь, шельмец?! — ругалась Баба Маша. — Кузеньку моего на удочку свою поймал, а теперь до инфаркта довести хочешь? Вот негодник! Ты у меня сейчас получишь! Егорка, — скомандовала она внуку, — а ну, отбери у него кочергу, да Кузеньку