Нет, подумала она. Мне это не нравится…

– Что именно? – спросил Огден у нее за спиной.

Китти покраснела. Она и не заметила, что разговаривает вслух.

– Мне не нравится, когда опаздывают к ланчу. – Она заставила себя улыбнуться. – Ты же знаешь.

– Ну, какой у нас план? – спросила Мин, когда они стояли на причале и смотрели, как лодка с четой Фенвик медленно удаляется в сторону пролива.

Эви ответила не сразу. Честно говоря, ответа у нее не было. Она смотрела, как Анна и Эдди исчезают за мысом Виналхейвена, где Нэрроуз соединялся с водами залива, и жалела, что Пола нет рядом, что он не стоит здесь с ней, в просторном пустом амбаре. Возможно, он бы понял то, что ускользало от нее. И не только то, что Фенвики – милая пара старичков. Она повернулась к кузине:

– У нас? Не знаю. Я думала, ты приедешь только послезавтра.

– А я приехала сегодня. Подай мне эту штуку, пожалуйста.

Мин спрыгнула в шлюпку, привязанную в конце причала, и указывала на ручной насос, который оставил здесь Джимми Эймс.

(– Мин, – однажды заметила бабушка в разговоре с матерью Эви, когда они сидели на синих стульях над причалом, – любит наводить порядок.

– Как Эви, – сказала Джоан.

– Эви любит думать, – возразила Китти.

Эви, с детства привыкшая к подобным разговорам между бабушкой, мамой и тетей, постоянно обсуждавшими детей – этот такой, тот сякой, у этого есть то, чего у того нет и никогда не будет, – и никогда не показывавшая виду, что слышит их, повернулась и посмотрела на бабушку. Ей было семнадцать. Через две недели она должна была уехать в колледж. Хватит, подумала она, сколько можно.

– Эй, привет, – мягко ответила бабушка на яростный взгляд Эви.

И Эви, которая еще не знала, что яд лучше всего нейтрализуется спокойствием, почему-то решила, что поле боя осталось за ней. И только гораздо позже поняла, что ее усмирили.)

Вода со дна лодки грязной струйкой бежала из насоса. Двоюродные сестры долго молчали, слушая равномерный плеск, пока Мин откачивала воду, скопившуюся в шлюпке за зиму.

– Как мы до этого дошли, Мин? – тихо спросила Эви.

Мин не смотрела на нее.

– До чего?

– До этого. Расставания с островом.

– У нас закончились деньги. Точка.

Мин снова взялась за рукоятку насоса, который стоял у нее между ног. Длинный шланг был протянут через планшир и свисал за борт. Послышалось бульканье, а затем тугая струя полилась из шлюпки в море.

– Думаешь? – Эви сидела на сходнях и наблюдала за кузиной. – Не могу отделаться от мысли, что где-то была поворотная точка, когда все пошло не так и это место начало уходить у нас из-под ног.

Мин с удивлением посмотрела на нее:

– Почему ты так сильно его хочешь?

– А ты почему нет?

Под пристальным взглядом Эви Мин опустила голову и стала смотреть на насос.

– Мы не теряем его, Эви. Просто делаем другой выбор. Например, не предполагающий занятия бизнесом, – сухо прибавила она.

– За исключением Генри. Он может выкупить все наши доли.

– Генри? – Мин продолжала откачивать воду. – Он фантазер.

– Неужели? Он все это придумал, когда вспоминал слова вашей матери о том, что сделала моя мать? О том, что произошло?

Мин посмотрела на нее.

– Тебе было бы легче, если бы произошло что-то плохое?

– Да.

– За что мы все были наказаны?

– Вроде того, – кивнула Эви.

– И это означало бы, что ничто не заканчивается. Все так или иначе становится частью драмы. Имеет смысл.

Эви удивленно посмотрела на нее:

– Ты говоришь, как Пол.

– Кстати, как Пол? – спросила Мин и выпрямилась.

Эви скрестила руки на груди.

– В порядке.

А вот мы, наверное, не очень, подумала она.

Мин снова стала откачивать воду.

– Позволь мне кое-что тебе сказать: не существует никаких тайн, которые украсили бы нашу историю, ничего романтического, или мрачного, или что там тебе еще нужно. Жизнь проста. Только это. Два человека.

– Спорят?

– Спорят, сидят рядом. Занимаются любовью. Не занимаются любовью. Только это – буднично и просто.

– А тебе не приходило в голову, – Эви пристально посмотрела на нее, – что ты единственный психотерапевт на планете, который пришел к выводу, что жизнь не вращается вокруг невысказанных секретов? Что жизнь лучше объясняется тем… что на поверхности.

Мин раздраженно тряхнула головой.

– Именно это я и пытаюсь сказать, Эви. Это не поверхность. Это суть. Но никто не желает этого признавать. Мне много лет приходилось выслушивать людей, и я точно поняла одно: наша потребность установить причинно-следственные связи, когда «А» ведет к «Б», а от него, слепо и неотвратимо, к «В», эта потребность сильнее, чем потребность в сексе. – Она смотрела на Эви, широко улыбаясь.

Эви улыбнулась ей в ответ.

Мин резко опустила рычаг насоса, стряхивая с него капли воды.

– Просто пришел конец, вот и все. Наше время истекло. Мы принадлежим истории. И точка.

– Ты как будто рада.

Мин повернулась к кузине:

– Думаю, да. Я вот что хочу сказать. Мы можем ничего не менять – отрубать хвост по частям, сначала это, потом то. Пользоваться все тем же заварочным чайником, не пользоваться спасательными поясами; если течет крыша, подставлять под это место ведро и передвигать стул. Мы можем делать это весело, с усмешкой, как нас учили. Не обращай внимания. О, не волнуйся за меня. О, со мной все будет в порядке. Все отлично… – Мин умолкла. – Или можно его продать. Отпустить. Пусть уходит. А мы будем двигаться дальше.

– И кем мы тогда станем?

– Мы останемся собой. Только у нас будет чуть больше денег.

Эви поднялась по сходням вслед за кузиной, и они вошли в лодочный сарай, где Мин поставила насос. Широкий прямоугольник двери обрамлял Большой дом. У крыльца цвела сирень. С вершины ели возле амбара взлетела скопа. Как можно все это отдать?

В кармане зазвонил телефон, и Эви потребовалось несколько секунд, чтобы отреагировать на звук.

– Алло.

– Привет, мам, – завибрировал из телефона голос Сета.

– Привет. – Она улыбнулась и кивнула Мин, поднимавшейся по склону.

– Как остров?

– Хорош. – Она видела, как Мин трогает ветку сирени, прежде чем открыть сетчатую дверь. – Великолепен.