Планёр взмыл в небо.

За ревом толкачей ничего слышно не было. Взлетали мы поднеимоверным углом, посильнее, чем когда сквозь тучи прорывались. А сейчасоблаков не было никаких, встающее солнце удивленно заглянуло в стекла кабины иускользнуло. Планёр мотало и крутило, крылья дугой выгибались вперед, и какухитрялась Хелен вести машину – один Господь знает.

А может быть, и он сейчас растерянно смотрит на нас…

Луиза так и не успела пристегнуться. Сейчас она почти лежалана спине, медленно сползая на меня. Нетрудно было сообразить, что еслинастоятельница, почти не уступающая мне весом, слетит с кресла, то вылетитсквозь заднее стекло кабины, возможно, прихватив и меня.

Вот и облегчение планёру…

Упершись в шею Луизы руками, я изо всех сил удерживал ее отпадения. К счастью, Хелен заметила неладное и стала выправлять полет. Мы ужебыли над водой, и планёр плавно разворачивался, ложась на курс к близкомуберегу.

– Не могу… крылья сейчас лопнут! – вдруг крикнула Хелен.Она, видно, чувствовала все происходящее с машиной своей шкурой.

А перед нами уже возникал линкор. Мы должны были пронестисьнад ним… и, кажется, нас заметили.

С острова в планёр палили все, кому не лень. Вспышки и клубыбелого дыма пестрели среди деревьев и зданий, видно, преторианцы готовы былинас угробить, лишь бы не дать уйти. Но в этом опасности особой не было, такпопасть с земли, чтобы кого-то из нас зацепить или важную тягу перебить, – этоневозможная удача нужна.

А вот с линкора били серьезнее.

Полыхали по бортам вспышки – в нас стреляли из скорострельныхпулевиков. Расстояние еще было велико, но неумолимо сокращалось, а когда ввоздухе сразу тысячи пуль – хоть одна, да отыщет цель.

Неужели матросы на линкоре обучены планёры сбивать?

– Сворачивай! – закричал я. – Хелен!

Но летунью больше волновал стонущий от напряжения планёр,чем какая-то там стрельба. Покачивание планёра – будто Хелен выбирает курс… Онарванула рычажок, знакомый мне еще по прежней машине.

Вот только раньше толкачи отцеплялись уже пустыми,гаснущими. А сейчас они были в самом разгаре работы.

Две дымные струи ушли из-под крыльев. Бочонки толкачей,освобожденные от необходимости тащить планёр, мигом ушли вперед. И небеспорядочно кувыркаясь – видно, узкие ребра-крылышки придали им устойчивость.По ровной дуге они мчались к линкору.

Оставшаяся пара толкачей несла нас вперед. В скорости мыбудто и не потеряли, видно, сказалось уменьшение веса.

Хелен вдруг издала воинственный клич. Меня пробрал мороз.Это был не просто выкрик, а какая-то заунывная, безумная, боевая песня:

Планёрной атаки недолог век,

Ведь крылья нам Бог не дал,

И падаем с неба, в песок и снег,

На вражьих мечей металл…

Луиза издала слабый писк – то ли протестуя противбогохульства, то ли просто в ужасе.

А умчавшиеся толкачи с роковой неизбежностью приближались ккораблю. Я вдруг понял, что Хелен не просто убегает. Она атакует! Державныйлинкор! Да что мои грехи перед властями – Ночная Ведьма, считай, подняла мятеж!

Повешение.

Или четвертование.

Без всяких сомнений!

Один толкач пронесся в паутине мачт и снастей, будь улинкора паруса подняты – точно бы вспыхнули. А так – попусту канул за борт,уткнулся в воду и исчез.

Второй толкач насмешливая рука случая направила точнее.Дымящаяся труба ударила в палубу, рядом с исполинской оружейной башней, откудашла беспрерывная пальба. Вспыхнуло пламя, повалил дым. Конечно, уронасерьезного горючая смесь из расколовшегося толкача не нанесла, это же не боеваяракета. Но все-таки палубу затянуло дымом.

А это было самое главное, потому что нам все равнопредстояло пролететь над кораблем, и там никто пуль жалеть не станет…

Для неба придумал Бог синий цвет,

Но тут он промашку дал.

Багровым и черным затмило рассвет,

Когда мой планёр взлетал…

Хелен пела не очень-то музыкально, но зато от души, громко,ничуть не стыдясь натыканных в песне кощунств. Наверное, мы бы услышали ещемного вариаций на тему, что Бог дал, а чего не дал, но тут Луиза издала тонкийвизг, и летунья осеклась. Видимо, поняла, что монахиня готова вцепиться ей вволосы, что никак не будет способствовать полету.

– Ильмар! Маркус очнулся?

Я посмотрел вниз, встретился глазами с мальчишкой.

– Да, ожил…

– Я в порядке, – сипло подтвердил Марк. Простыл он, что ли,от Холода?

– На линкоре выдвигают катапульты. Хотят запустить своипланёры. Это конец. Или попробуют сбить, или проследят, куда летим.

Хелен сейчас разговаривала фразами, короткими, будто ударкнута. Я понимал – ею овладело боевое безумие, она близка к состоянию берсерка.Еще миг – закусит штурвал и вообще говорить перестанет…

– Надо помешать. Бомб у нас нет. Надо замусорить палубу.Слышишь?

– Да. – Марк привстал, и даже от этого легкого движенияпланёр закачало, как лодку в шквал. – Что я могу? – на самое ухо крикнул онХелен.

– У тебя на Слове тонны три стекла и железа!

Марк посмотрел на меня круглыми глазами. Я, честно говоря,тоже решил, что летунья сходит с ума.

– Пройдем над палубой. Низко. Крикну, когда сбрасывать.

– Я же в кабине! Я не могу сейчас Слово говорить! – видно,Марк от растерянности забыл, что имеет дело с другой владелицей Слова.

– Высунься! Выпрыгни! Что хочешь сделай, палубу накрой!

Планёр клюнул носом и начал снижаться.

Умом я понимал, что Хелен права. Погонятся за нами другиепланёры – все. Пусть даже не собьют с небес – летунья не зря говорила, что бойв воздухе почти невозможен, но увидят, где мы опустились, поднимут тревогу…

Вот только как сбросить чудовищный груз, принятый Марком наСлово? То, что взял, то в руке обратно и появляется… разрежет наш планёрнапополам стеклянная стена… вот и все дела.

– Быстрее! – не оборачиваясь велела Хелен. – У вас двеминуты!

Я задергал головой. Так, выбить стекло или прорвать обшивку…нам ведь не привыкать, точно, Марк? А что дальше? Пусть даже высунет пацанруки, ухитрится Слово произнести – возникшая из Холода стена сломает крылья.

Только снизу, под кабиной, ничего нет…