– Хелен! – Луиза возвысила голос. – Не богохульствуй!

– Это я богохульствую? – возмутилась летунья. – Полно,сестра Луиза. Я правду говорю. Хочешь – еще больше скажу. Когда я тебя увиделав гостинице, от ярости чуть… ладно, что уж. Сама знаешь, в мирской жизни мыподругами не были.

– А у тебя вообще подруги были? – взвилась Луиза. – Однимужики без счета…

Она вдруг посмотрела на меня и осеклась.

С чего бы вдруг?

Разве я сам этого не понимаю? Странно, если бы Хелен,молодая и красивая женщина, с ее славой, титулом, чином, не имела десятков… нуда, десятков, любовников.

Я назад смотреть не люблю. В будущее – не умею. А вотнастоящим жить – это всегда от тоски спасает.

– Луиза, выслушай меня, – очень спокойно и вежливо сказалаХелен. – У нас есть минут десять до берега, потом… не знаю, как сложится. Я вотчто хочу сказать… видно, не зря так получается, что вокруг Маркуса самые разныелюди собираются. Вот Ильмар… ну, титул у него теперь есть, а в общем-то кто он?Вор. Тать нощной. Авантюрист безродный. Не обижайся, Иль, ведь так?

– Так, – признал я. Упоминание безродности меня слегкакольнуло, пусть я и не дворянин, но своих предков знаю. А в общем – все верноХелен сказала.

– А ведь, наверное, должен ты был стать купцом илимастеровым, так, Ильмар?

– Ну… так. Только не по мне это. Лучше уж в гробницахдревних рыться.

– О чем и говорю. А я… Какая из меня высокородная дама,Луиза? Так уж случилось, что в свете на меня разве лишь пальцами не показывали…

Лицо Луизы пошло красными пятнами.

– Ладно, дело прошлое. Пошла я в летуньи, это теперь мой доми моя судьба. Я военный человек, пусть и женщина. Теперь ты… ну, со светскостьюу тебя тоже плохо получилось? Верно? А вот настоятельница из тебя хорошаявышла, уверена. Раз никто из монашек немедля Маркуса не выдал… ну не слепые жеони, должны были заподозрить, что мальчик он, а то и лично признать… Наверное,тебя твои сестры любили. И простить были готовы. Может, молились втихую, чтобыодумалась ты да раскаялась, но не предали.

Сестра-настоятельница молчала. Уже это было прекраснымрезультатом слов летуньи.

– Так вот… – Хелен оглянулась на напряженно слушающегоМарка. – Теперь ты сам. Бывший младший принц.

– Принцы не бывают бывшими!

– Думаю, мальчик, мы еще не про такие чудеса услышим, каклишение титула и рода… Что получилось? Бывший принц, сейчас – хранительИстинного Слова. И Слово в нем растет. Вокруг – тоже все неудачники, что впредназначенной судьбе счастья не нашли. И сами себе судьбу выбрали. Разбойник,военная, духовное лицо…

– Остановись, летунья, – тихо сказала Луиза. – Не множьгрехов, не говори!

– Сказала бы. Только ты и сама все поняла.

– Я не понял ничего! – воскликнул Марк. Посмотрел на меня,будто ища поддержки.

– А я понял, – шепотом ответил я. В горле холодный комвстал, сердце екнуло.

Не думаю, что Марк хуже меня или летуньи Писание знает.Просто… к себе приложить – тяжело.

Две тысячи лет назад Искупитель, которому судьбой иная жизньпредназначалась, за добродетели свои стал Господу приемным сыном, отражениемего земным. И пошел по земле арамейской, вокруг себя апостолов собирая. Несилой, не убеждением даже, любовью и добротой. Сами к нему люди приходили,прошлое свое отвергая… и были среди них и военный, и вор-душегубец, и дажесборщик податей, что уж совсем последнее дело… Всех принял, всех простил, всехв Истинную Веру направил…

А потом попал Искупитель под земной суд, по лживым наветамсвященников иудейских. Одиннадцать апостолов от него отреклись, предали, пустьи сами того не понимая, а лучшего желая. Один лишь верность сохранил, да ещеСестра, которая и не Сестрой тогда была, а простой женщиной Марией Башенной…Смешна была римлянам вера, не признали они Искупителя сыном Божьим сразу. Итолько когда сотворил Искупитель подлинное чудо, Слово произнес – не стенытемницы руша, а всего лишь оружие вокруг себя в Холод убирая, Сестру спасая,только тогда коснулся римских солдат свет веры. Упали они на колени передИскупителем, из темницы его вывели и пошли с ним до самого Рима, вечногогорода, где уж склонились перед Пасынком Божьим все – от цезаря до последнегораба…

Сразу все для меня сложилось.

Давно уж пора была прийти Искупителю снова. Давно.

Планёр уже шел над землей, над поселками прибрежными,летунья выбирала, где садиться станем. Марк ответа так и не дождался и сидел,вцепившись в потолочные рейки. А я, чувствуя его невеликую тяжесть, частоебиение сердца под ладонью, думал об одном.

Я же его чуть не предал!

Едва среди преторианцев не оставил!

А кто же потом, когда Марк себя осознает, Двенадцатерыхвокруг себя соберет да в полную силу войдет, останется единственным верным?

Кто?

Нас сейчас трое, еще девять должны прийти.

Через сомнения, через ненависть даже…

Или не так все будет в этот раз? Совсем не так?

И кто из нас обречен предать Искупителя, желая лучшего, акто, единственный, поверит, поймет, как можно планам его помочь?

Или и тут все по-иному может выйти?

Не знаю. Не умею я наперед загадывать.

Планёр носом клюнул, пошел на снижение. Я обнял Маркакрепче, постарался зафиксировать в узком пространстве кабины. Он пока еще –просто Маркус. И удар о землю, и лезвие меча, и пуля свинцовая могут убить его,как любого человека. Значит, долг мой отныне – беречь его.

Как смогу.

Из всех мест для посадки, что только были перед нами, Хеленвыбрала самое необычное. Не на воду морскую у берега решила сажать планёр, нена дорогу, не на поле – впрочем, что бы из этого вышло, с поплавками-то, а намаленькое озерцо, километрах в пяти от ближайшего рыбацкого поселка.

Над поселком мы прошли уже совсем низко, и я разглядел, чтолюди особенно на планёр не дивились. Так, задирали головы, кое-кто рукамимахал, и все. Лишь ребятишки пытались бежать вслед, упрямо соревнуясь срукотворной птицей.

Потом мы перемахнули несколько оливковых рощ, апельсиновуюплантацию, на которой работали сборщицы, и понеслись над озерцом. Мне дажепоказалось, что Хелен не рассчитала, и мы воткнемся в заросший осокой берег.

Да нет, все было верно сделано.