– Не могу. А вот заставить тебя выглядеть младше… Снимайштаны и рубашку. Хелен, Луиза, займитесь его одеждой. Штанишки должны бытькороткие, рубашка – с кружавчиками. Возьмете те, что я спорол с формы.

Женщины переглянулись.

– И это поможет? – скептически заметила Хелен.

– Не только. Маркус!

Мальчик покорно пошел со мной к ручью. Я макнул его головойв воду, взлохматил мокрые волосы. Конечно, полноценных кудрей не завить, новолос мягкий, что-нибудь да получится.

– Мне же почти тринадцать, – фыркнул Марк. – Я буду глуповыглядеть в коротких штанах!

– Ты и сейчас-то выглядишь на год-полтора младше, –безжалостно сообщил я. – А будешь десятилетним.

– Что???

– Доверься мне.

Ну почему у людей нет никакой благодарности? Я творил сейчасшедевр маскировки, а Марк сидел с таким несчастным лицом, будто попал в лапыдикарей и готовится принять пытки.

– Художник, чья гравюра всюду висит, польстил немного… –разбираясь в косметике, сказал я. – Лицо точно передал, ну, тут нужды не быловрать. А плечи пошире сделал, подбородок чуть покрепче… повзрослев тебянарисовал. И это хорошо. Все будут искать крепкого подростка. Увидят маленькогомальчика…

Тушь. Тени. Подводка.

Марк и так был большеглазый, теперь я еще больше усилил этучерту. За спиной Луиза и Хелен, ругаясь по поводу моих безумных идей, фасонов,детей, отсутствия портняжного инструмента, корпели над одеждой принца.

Румяна. Помада. Тональный крем. Пудра.

Марка надо было не размалевать, как малолетнего актера иликлоуна в цирке, а чуть-чуть усилить детские черты. Последние остатки детства,еще живущие в лице. И это было самое сложное – все-таки я не профессиональныйгример, а любитель. Эх, сюда бы Толстую Джули из Венеции! Или Биттл Джуса изГамбурга! Вот это гример высшего класса! Он и среди ночного люда славу имеет, исреди знатных дам. А когда, раз в год, съезжаются все ярмарочные борцы в Гамбург– в честном бою подлинного победителя выявлять, тоже его зовут. В своем кругуяркий грим не нужен, а вот усилить черты лица, чтобы с трибун виднее было, –всегда полезно.

Я стал рассказывать Марку про турниры в Гамбурге, про«гамбургский счет», чтобы хоть чуть-чуть отвлечь его от процедуры. Помогло.Марк, как любой ребенок, любил подобные истории.

– И там настоящего победителя узнают? Того, кто и впрямьсамый сильный?

– Да нет, конечно. Подлинную силу турниры никогда непоказывали. В Гамбурге тех бойцов, что общим уважением пользуются, а силы неимеют, утешают. Жизнь такая штука, мальчик, абсолютную истину искать – смешно.

– А что же тогда делать?

– Жить. Время все по местам расставит… Повернись.

Захватив на ладони немного бриолина, я еще раз встрепал емуволосы.

Отступил на шаг, любуясь эффектом.

– Щеки не надувай, Маркус… Хелен, Луиза, гляньте!

Женщины прекратили спор, грозящий вновь перерасти в ссору, иуставились на Марка.

– Ну как? – спросил я.

– А в младенца ты его загримировать не сумеешь? – почтисерьезно спросила Хелен. – Десять лет, не старше! Великолепно!

Почему-то обе женщины разволновались так, будто я невнешность мальчику чуть подправил, а совершил подлинное омоложение. Хеленпродолжила допрос:

– Взрослых тоже сумеешь… так?

– Конечно. Со взрослыми-то обычно и приходилось работать…Любой хороший вор должен уметь внешность…

Я замолчал. У них какой-то нездоровый блеск был в глазах.

– Женщину тоже можно так преобразить?

– Да.

– А сколько лет можно убрать? И как ты это делаешь? –встряла Луиза.

– Ну, тут важно детские черты разглядеть, и от них идти.Главное – в карикатуру не впасть… – Бросившись к Марку, я схватил его за руку,уже занесенную, чтобы пригладить волосы. – Не смей! Забудь, что у тебя головаимеется!

– Ильмар, а… – Луиза никак не могла успокоиться. И я понял,в чем дело.

Надо же! Высокородные дамы, а не владеют искусством лицалепить, что любой городской шлюшке известно!

– Потом. Хорошо? Мы уже час потеряли!

– А если нас схватят? – выкрикнула Луиза. – Ты же тогда неуспеешь рассказать!

– Если нас схватят, то куда вам краситься? Перед плахой?

Даже этот аргумент подействовал слабо. Но все же ониумолкли, быстро закончили возню с одеждой Марка, и вскоре негодующий мальчишкавлез в свой костюмчик.

– Прекрасно, – подвел я итог. – Мы имеем семейную пару изсредних сословий, их высокого, но с невинным младенческим лицом сыночка, истареющую компаньонку.

Нет, почему у людей нет чувства благодарности? Все троеуставились на меня такими возмущенными глазами…

– Пойдем, надо спешить, – быстро сказал я.

Мы вышли из-под прикрытия деревьев, двинулись по самойкромке леса. На ходу я оглядывал своих спутниц и мальчика, пытаясь найти слабыеместа в маскараде. Вроде бы ничего подозрительного. Теперь бы еще придумать,как помириться…

Я посмотрел в небо. И сразу же нашел безопасную тему дляразговора.

– Хелен, ты погляди, какая птица! Парит в вышине, какпланёр!

Летунья подняла голову, сделала еще пару шагов, застыла:

– Это не птица, дурак! Это планёр и есть!

– С линкора? – выдохнул я.

– Нет… это «фалькон», он с палубы не стартует. Не знаю.Может, с острова? Или с берега, тут три площадки есть поблизости…

Планёр кружил в небе, высоко-высоко, белая большекрылаяточка. Теперь, всмотревшись, и я понял, что для птицы он слишком велик.

– Преследование?

– Не знаю. Был он в небе, когда мы к лесу шли?

– Я не смотрел.

– И я тоже… дура…

Неведомый летун вроде бы и не собирался снижаться. Шел внебе огромными кругами… как коршун, высматривающий добычу.

Сравнение мне не понравилось.

– Хорошо идет, – с завистью и восхищением произнесла Хелен.– Не знаю… слишком высоко, чтобы стиль понять. Но что-то знакомое есть…

– Может, обратно в лес? – предложил я.

– Заплутаем. Идем дальше, как шли. С такой высоты лиц неразобрать…