– Это я с удовольствием.

Вопль удалось сдержать с трудом. Но зато полегчало.

– Это что, раскаяние, или тебе стало интересно, что ячувствовал?

Я оставил его иронию без ответа. Покосился в окно – ниогонька, спросил:

– Луиза, мы что, ехали все время?

– Два раза останавливались. Но ты так крепко спал, что ярешила не будить. Что с тобой, Ильмар, ты сам не свой?

– Кошмар, – просто сказал я. – Сон… гнусный.

– Тогда не рассказывай, – глянув на Марка, попросила Луиза.

– Скорее, наоборот… Сестра, вы можете отпускать грехи?

Луиза сразу подобралась.

– В случае необходимости, брат мой. Говори.

– Мне снился… – Я сглотнул. – Снился ад. Или что-то очень нанего похожее. Ледяная пустыня… с неба темный свет… холод…

– Это не грех, – недоумевающе ответила Луиза. – И не знаксвыше. Принято давней церковной буллой, что дурные сны ничего не значат. Успокойся,и…

– Еще мне снился Искупитель. – Я отвел глаза.

– А это, скорее, добрый знак…

– Мне снился Искупитель в аду! – крикнул я.

Сестра Луиза осенила меня святым столбом. Заворочалась ипроснулась Хелен. Боюсь, крик мой долетел и до соседних купе.

Пришлось повторить рассказ и для Хелен. Теперь – болееподробно. Луиза уже опомнилась, лишь держала руки сложенными – лодочкой, а нестолбом, значит, мне требовалось милосердие Сестры…

По мере рассказа сон смывался, терял остроту. И все женеприятный осадок не исчезал.

– Это не может быть знаком свыше, – решила наконец Луиза. –И грехом не может. Ильмар, твои темные сны – лишь отражение мятущейся души, чтоидет к свету…

О…

Началось.

Любят служители Церкви, едва что-то им самим непонятно,перевести разговор либо на промысел Божий, людьми непостижимый, либо насмятение души и борьбу света и тьмы.

– Спасибо, сестра Луиза, ты права… – покорно сказал я. Нонастоятельница еще долго говорила, объясняя мне весь смысл аллегории, – даже ваду, который есть моя душа, придет ко мне любовь Искупителя. И надо неотвергнуть ее, а растопить лед страха…

Увидала бы она то, что я видел!

Так… так реально.

Так холодно.

Так далеко-далеко отсюда…

А за окнами дилижанса замелькали огоньки, потянулисьдомишки, другие экипажи. Наш дилижанс замедлил ход, перестук копыт стал глуше,размереннее.

Мы въезжали в Неаполь.

– Даже не будем говорить вознице, что сходим, – предложилаХелен. Ее мои кошмары ничуть не тронули, она сохраняла спокойствие. – Пустьвезет дальше пустоту.

– Отправимся в порт, – согласился я. – И морем – до Нанта.Там решим…

Сон не то чтобы совсем стерся в памяти, но поблек настолько,что можно было думать о чем-то другом. И взамен бессильного ужаса ко мневернулась обычная легкая тревога.

Слишком гладко все прошло.

Слишком легко мы убежали.

Пока дилижанс, раскачиваясь и дергаясь на узких улочках,протискивался к станции, я все размышлял, где и в чем ждать беды. Что-то менянасторожило, когда я проснулся и начал рассказывать свой сон…

Марк!

Он не сказал ни слова. Не задал ни единого вопроса.

Я посмотрел на мальчика – тот сидел на диванчикепо-османски, скрестив ноги. Размышлял о чем-то там своем…

– Марк, – тихо спросил я. – А тебе не снятся сны? Серые,ледяные сны?

Кажется, я попал в точку.

Марк глянул на меня и даже раскрыл рот, собираясь что-тосказать. Но толчок дилижанса и невнятно долетевшая брань кучеров помешали ему.

– Приехали? – спросила Хелен. Посмотрела в окошко, пожалаплечами.

Я последовал ее примеру. Сердце вдруг принялось частить,ладони вспотели. Что-то происходило. Что-то надвигалось, стремительно,неумолимо, и вся наша поездка была лишь отсрочкой, насмешливым и ненужнымподарком судьбы…

– Марк, обувайся, – бросил я. – Хелен…

Мы обменялись понимающими взглядами. Летунья прикрыла глаза,потянулась – и достала из Холода пулевик. Тот, что мы забрали у офицераАрнольда.

– Что происходит? – испуганно спросила Луиза.

Дилижанс по-прежнему был неподвижен, но ругань кучеровпрекратилась. Разом, словно они поняли, что лучше сейчас внимания к себе непривлекать…

Я обернулся на Марка – тот уже обулся, лицо побледнело, ноон явно был готов ко всему.

– Сейчас узнаем, сестра, – только и сказал я. – Тянуть нестоит…

Хелен потянулась к запору двери, я мягко остановил ее руку.

– Я первый.

Распахнул дверь и спрыгнул на булыжную мостовую.

Засада поджидала нас в узкой, двум повозкам не разъехаться,улочке. По обеим сторонам – высокие, приличные дома. Фонарные столбы. Из окон –свет, и силуэты выглядывающих горожан.

А спереди и сзади, уже не таясь, стояли стражники.

Путь назад преграждали пятеро, все с пулевиками. Лицанапряженные, и я сразу понял – эти станут палить не раздумывая.

Впереди – четверо. И без пулевиков, трое – с мечами идубинками, один – вообще безоружный. Но этот один стоил многих.

Я посмотрел на офицера Арнольда, при моем появленииизобразившего что-то вроде улыбки, и пулевик в руке показался мне жалким иненужным.

– Брось оружие, Ильмар. – Арнольд медленно пошел ко мне.

Кто-то из возниц издал жалобный стон, сообразив, кого вез.Несколько полуоткрытых окон захлопнулось.

Лихая же слава обо мне пошла…

– Я пойду с тобой, – сказал я. – Хорошо. Пропусти дилижанс.

Арнольд заулыбался шире. Может, поначалу у него и былаединственная цель – меня, свидетеля, хлопнуть. Но теперь-то, когда ему в рукиидет слава, деньги, титул…

Это он так думает. А на самом деле, тот, кто повезет Маркусав Версаль, – живым не останется. На всякий случай…

– Ты ничего не понимаешь, офицер, – сказал я. – Ты…

Неуловимое движение – Арнольд снял с пояса короткий широкиймеч. Пулевика моего он не боялся, видно уверен был в тех, кто держал меня намушке.