К 5 августа части 1-го корпуса заняли фронт по рекам Луге и Сабе от деревни Кленно до Саберского озера; от Саберского озера до Стругов Белых стояла 1-я дивизия с Конным полком Балаховича. От Стругов Белых до левого фланга эстонцев – части 2-го корпуса вместе с вкрапленными в них эстонскими частями. Между Кленно и мызой Прилуги стоял Балтийский полк, державший связь с правым флангом 1-й Эстонской дивизии и занимавший фронт мимо Дубровки западнее Ямбурга.

На Псковском фронте попытки большевиков к наступлению были еще раз удачно отражены, и части 2-го корпуса, перейдя в наступление, совместно с эстонцами заняли Владимирский лагерь и подходили к Острову и к Порхову.

Проехав в Псков и объезжая части, я вновь убедился в том, что недовольство войск и населения действиями генерала Балаховича и его партизан все росло. Начальники отдельных частей обвиняли в творимых безобразиях не столько самого Балаховича, сколько полковника Стоякина и других лиц, его окружавших. Не только мое личное мнение, но, насколько я могу судить, и мнение всех людей, веривших в успех русского дела, сводилось к тому, что для очистки псковской атмосферы надо действовать быстро и решительно. Из разговоров с генералом Арсеньевым я выяснил, что сам он сделать что-либо в этом направлении не в состоянии, и необходимо прислать ему вооруженную силу извне, силу, которая, как я уже говорил, не была бы заражена партизанщиной; таковой силой являлись только полки корпуса графа Палена. Эстонские части, находившиеся на Псковском фронте, были весьма ненадежны; двинулись они вперед лишь для того, чтобы грабить русское население; само эстонское правительство на это частичное наступление смотрело как на способ добыть лен, который вывозился в Эстонию большими партиями; для вывоза его прицеплялись товарные вагоны к эстонским бронированным поездам. С этим злом, не имея вполне верных штыков, генерал Арсеньев тоже не был в состоянии бороться из опасения серьезных конфликтов с эстонским командованием и с Балаховичем. Доводить дело до конфликта я пока ни в коем случае не мог, так как держать Псков без помощи эстонцев армия была не в состоянии. Настроение эстонских солдат и в смысле большевизма, и в смысле отношения к нам было нехорошее; они, в сущности, своим поведением мало чем отличались от большевиков, но приходилось все это терпеть.

Вернувшись из Пскова, я доложил мои впечатления и убеждение в необходимости принятия энергичных мер генералу Юденичу, но он никакого ответа мне не дал. Вечером, уже после доклада генералу Юденичу, я получил точные данные, что в Пскове генералом Балаховичем и его ближайшими помощниками печатаются фальшивые керенки. Я немедленно вновь отправился к Главнокомандующему и в категорической форме потребовал отрешения генерала Балаховича от должности и назначения следствия. На назначение следствия генерал Юденич согласился, но в отрешении от должности отказал. Тогда я сказал, что прошу 2-й корпус из моего подчинения изъять, так как считаю дальнейшее командование им для себя неудобным, на что генерал Юденич согласился. По дополнительно полученным сведениям, Балахович, Стоякин и г-н Иванов продолжали свою изменническую политику с эстонцами и, по-видимому, подготовляли какой-то решительный шаг; велись у них какие-то переговоры и с англичанами. Надо заметить, что около 10 августа приехал на фронт английский генерал Марч. Вместе с генералом Юденичем он должен был поехать в штаб 1-го корпуса в село Валово, где в это время находился я и где для их встречи были собраны все начальники отдельных частей армии (в Северо-Западную армию, командуемую мною, в это время входил 1-й корпус и 1-я дивизия; 2-й же корпус получил наименование Отдельного). Из-за плохой дороги Главнокомандующий и генерал Марч до Валова не доехали, и генерал Марч один проехал в Псков. Прождав их приезда до самого вечера, я вернулся в Нарву и на следующий день узнал, что в Пскове генерал Марч с командиром корпуса генералом Арсеньевым совсем не говорил, а был очень любезен с генералом Балаховичем. Это подтвердило полученное мною донесение о том, что эстонцы и г-н Иванов стараются провести Балаховича на должность Главнокомандующего.

Корпус генерала графа Палена, выйдя из-под удара большевиков, пополнялся, обучался и ждал обмундирования. Явилась возможность выделить небольшие резервы. Бои шли только на левом фланге корпуса, на участке Ливенской дивизии, где большевики заняли было мызу Прилугу, но комбинированными действиями ливенцев и балтийцев были отогнаны, и Прилуга осталась в руках Балтийского полка. На остальном фронте корпуса, так же как и на фронте 1-й дивизии, было сравнительно спокойно.

11 августа я был вызван Главнокомандующим, который сообщил мне, что подполковник Крузенштерн донес ему из Ревеля о назначении, по почину генерала Марча, Северо-Западного русского правительства. Я советовал генералу Юденичу немедленно выехать в Ревель, чтобы самому выяснить, в чем дело, но он почему-то медлил. На следующее утро в штабе Главнокомандующего было собрано совещание из высших чинов штаба, на которое был приглашен и я со своим штабом; на совещании этом было высказано пожелание, чтобы генерал Юденич немедленно выехал в Ревель для принятия того или иного решения. На совещании было также получено известие, что назавтра генерал Булак-Балахович вызван генералом Марчем к завтраку на английский крейсер в Ревель, что подтверждало полученные мною ранее сведения о его происках. Генерал Юденич согласился с необходимостью поездки и пригласил меня ему сопутствовать.

Описывать то, что произошло в Ревеле, я здесь не буду: оно вполне точно и определенно описано в книге Кузьмина-Караваева, Карташева и Суворова «Образование Северо-Западного правительства».

Добавлю только, что эстонцы уже давно хотели образовать для областей, занятых русскими войсками, правительство, которое, по их плану, должно было состоять из людей, охотно признающих самостоятельность Эстонии. Руководил ими в этом желании, по-видимому, прежде всего страх, что наша армия, усилившись, откажется от признания их самостоятельности. Немалую роль сыграл в этом деле и г-н Иванов. Когда 13-го рано утром мы приехали в Ревель, он явился ко мне в купе и просил меня поддержать его кандидатуру на пост премьер-министра, указывая на то, что он на этом посту будет особенно полезен русскому делу как человек энергичный, находящийся в отличных отношениях с эстонским правительством и командованием и лучше, чем кто-либо другой, знающий местные условия; кроме того, он предлагал мне примирить меня с Булак-Балаховичем; я ответил ему, что с фальшивомонетчиками и мерзавцами я никакого дела иметь не желаю, и не только не буду поддерживать его и Балаховича перед англичанами, но немедленно поеду к генералу Марчу и передам ему все дело о печатании фальшивых керенок.