– Сам видишь. Я здесь, а он без башки. Теперь почти восемнадцать сотен головорезов на моей совести повисли. Придётся сделать из них людей.

– Ох, Бор, Бор, любишь ты во всякие гадости влипать, – хмыкнул Стинхо, – вроде бы солидный человек, антанский воевода, а удержаться от драки не можешь.

– И не говори, Стинхо, просто беда. Всё дерусь и дерусь. Правда вчера голяком на морозе пришлось драться, зверски простыл, всю ночь запредельная температура трепала. Реально думал, подохну.

– Ты серьёзно? А аптечка?

– Да, где ту аптечку в потёмках искать, плюс голова ничего не соображала, я ж говорю температура за сорок жарила.

– Нет, ну вы посмотрите на этого человека, – всплеснул руками Серш, – не мог кому-то из нас шумнуть. Хотя извитяйте… вчера и ночью здесь, и впрямь, никого не было. Надо продумать накую-никакую систему сигнализации. И как выкарабкался?

– Колдунья Ауда со своими погремушками спасла.

– Эх-хе-хе. Вот и до колдуний докатились. Всего-то полгода здесь обитаем, а уж совсем отуземились. Лео вон женился. Зверо бабу с пацанёнком взял. Марк от лошадей без ума. Рок вообще с князьями закорешился. Черч вон с Асилой мёд пьянствует. Бора колдунья пользует. Скоро местным богам жертвы понесём.

– Смейся, смейся, – ухмыльнулся я, – а я утром встал, как новенький, без всяких антибиотиков и антисептиков.

– А что, – встрепенулся Стинхо, – экологически чистое, скоростное излечение, можно смело патентовать. Вернёмся, наших медикусов за пояс заткнём.

Жрать хотелось ужасно. Но, ненайдя ничего из еды, я отыскал чёрствую горбушку, впился в неё зубами и начал одеваться. Максимально утеплившись, я запряг заводного жеребца и отправился к Асиле, поскольку нужно было срочно утрясти финансирование и обустройство нового полка волковоев.

По счастью искать по всей слободе вожа ковалей не пришлось. Застал его дома в окружении суетящихся женщин. Асила прихорашивался. Благодушно ворча, он поправлял новую красную рубаху, перетянутую наборным поясом, и новые тёмно-синие порты, заправленные в двойные меховые, скреплённые крест-накрест ремешками унты. Явно при помощи кого-то из домашних Асила соорудил затейливую причёску. Его густые заросли на голове, борода и усы были тщательно расчёсаны. Причёску украшали четыре косички. Собранные назад длинные волосы удерживала пара косичек связанная на затылке чёрной ленточкой. Свисающую с висков другую пару щеголевато вплели в бороду. Кожаный ремешок с вышитым незатейливым орнаментом удерживал всю причёску, а ожерелье из волчьих зубов и янтаря на шее дополняли портрет главного коваля. Буквально писаный красавец.

– Э-э-э, – удивлённо протянул я, не зная с чего начать, поскольку в таком виде Асила предстал впервые, – поздорову вож Асила. Никак собрался куда?

– Поздорову, воевода Бор, – он широко улыбнулся, надевая на руки золотые браслеты и поправляя на поясе ножны с большим и малым ножами, – вельми в срок пожаловал. Подсобишь?

– А что робить то?

– Сватом будешь, – он тихонько коснулся моего плеча.

– Пошто сватом? Для кого?

– Для меня. Жениться хочу.

– Так уж имеешь жену! – я откровенно обалдел.

– Ага. Две жонки имаю. Старая Лока хворает, толку от неё нема. Иная жонка Люнега с чадами всё занята и опять брюхатая ходит. Хочу ещё одну взять помоложе да покрепче.

– В жизни всяко бысть, но куда столь баб под единой крышей перегрызутся ж насмерть?

– Я им дам укорот. Враз вощщами втяну по хребтине. Так подсобишь. Вон Бивой и Слуд согласны.

– Не взыщи, Асила, куда столь сватов. Дела важные одолели, а не то подсобил бы.

– Добро, тады к Даяну пошлю.

– Во, во, он в делах тех вельми горазд.

Я распрощался и, облегчённо выдохнув, поспешил на выход. Кем я тут только не был, вот теперь чуть в сваты не попал. Уф-ф, еле отмазался. Хотел дела неотложные порешать, да зашёл не в тот час. Ясный перец, сегодня Асила не работник и даже не начальник. А посему отправлюсь ка я в торговую слободу, потороплю старейшин с караваном в Крым за солью. Как бы не опоздать, не успеем глазом моргнуть, как весна макушку припечёт, и дороги непролазными станут. Заодно напомню о пошиве одежды и обуви для ополчения, волковоев и дружины. Пора вводить единую форму.

Но и в слободе я опять пролетел мимо. Как выяснилось, слободской общинный дом оккупировали бабы. Они входили, выходили, и изнутри слышался гул голосов. Не понимая, в чём дело, я спешился, привязал коня к коновязи, толкнул притвор, сунулся внутрь и… вылетел пробкой от дикого визга. Я сразу вспомнил, как в подобную переделку летом попали Марк и Зверо. Чуть погодя вышла дородная бабища в овчинном тулупе и закутанная в шерстяной вязаный плат.

– Чего надобно, охальник? – её голос не предвещал ничего хорошего, но, разглядев меня, она смягчилась, – поздорову, воевода, чего хотел то?

– Гостевого вожа хотел узреть. Дело к ему. А что тут творится? Что за ор?

– А то ты не ведаешь?

– А что ведать должен?

– Дык ноне сход бабий. Решаем дела да заботы.

– И у вас тоже дела?

– А ты мыслишь, токмо у вас бородатых забот полон рот? Токмо и горазды, або калечить друг дружку, або озорничать, да нас брюхатить! Натворите бед, а нам бабам хлебать да расхлёбывать, да лихо отводить.

– Ну, ну, разошлась. Я что… я ничего. Решайте себе во здаво, – я бочком, бочком улизнул от разошедшейся бабищи, и облегчённо вздохнул, представив, что со мной произошло бы, если бы с разгона внутри оказался. На сотню маленьких Боров точно бы порвали. Уф-ф, пронесло.

Проезжая по Бусов граду, я не переставал удивляться переменам. Повсюду что-то строилось, лежали штабели брёвен и камней. Стучали топоры и молоты, раздавались громкие возгласы. С высокого берега на реке виднелась цепочка повозок, тянущих брёвна с полунощной стороны. Всё-таки удалось нам растормошить сонную и беспечную страну.

И хотя время неумолимо поджимало, с каждым днём крепла надежда, что всё-таки удастся свершить задуманное. Однако время не только поджимало, но и бежало, практически летело со свистом. За бесчисленными делами я не заметил, как начал темнеть снег на южных склонах, как вытянулись до земли сосульки, как начали шебуршиться стайки воробьёв и синиц. Купцы и возчики спешили протянуть по сыреющему льду последние вереницы саней. Однажды, присев на крыльцо ясным утром, я заметил, что солнышко уже ощутимо греет лицо, стало быть, и весна на пороге.

В один из таких ясных дней южнее усадьбы раздался необычный низкий нарастающий гул. Все обитатели высыпали на двор. С высоты холма стало видно, как вдали от леса отделилась тёмная полоса и, приближаясь по оврагу, превратилась в чёрный клубящийся вал.

– Осинник прорвало, – подал голос дед Луня.

И вот вся