В зале повисло почти торжественное молчание, правда, длилось оно совсем чуть-чуть.

– Ходят слухи, что последнее испытание претендентки не слишком соответствовало правилам, – заявил, поднявшись со своего места, человек, чей стол располагался футов на двадцать правее нашего.

Это еще что за новость? Звучит, как обвинение в жульничестве.

– Познакомьте нас с этими слухами, – предложил старик на коляске.

– Она убила своего человека, а значит… Все могло быть специально подстроено.

Конечно, все было подстроено! Уж я-то знаю. И если они все сейчас решат, что девушка виновна… Но ей же не причинят вреда? Ее же не предадут публичной казни прямо здесь и сейчас? Да пусть только попробуют!

Зал слегка зашумел, но рядом со мной сухо прошелестели складки дедулиного кимоно, и слова Тору-сама встретил уже не гул, а уважительное молчание.

– Правилами не оговаривается, кто должен стать жертвой, друг, враг или любой случайно выбранный человек.

– Но сговор… Сговор мог быть! – не отступил любитель слухов.

– Сговор? Или все-таки исполнение священного долга слуги перед господином? Сколько ваших людей пошло бы на смерть, только чтобы доказать вам свою преданность? Подумайте, господа и дамы. Можно рисковать жизнью ради денег, власти, своего будущего и будущего своей семьи, но добровольно уйти в небытие лишь потому, что твоя смерть – шанс для твоего хозяина… Крохотный. Призрачный. Всего одна песчинка на чаше весов. Кто из вас хотя бы раз ставил свою жизнь на кон ради единственного вдоха другого человека?

Тем временем молчание постепенно переставало быть уважительным, становясь… благоговейно-стыдливым.

– Я не знаю, что именно произошло вчера вечером. И не хочу знать. Мне достаточно того, что я видел и продолжаю видеть сейчас. Девушка прошла весь путь, который ей указали, до конца, и теперь стоит перед вами, ожидая решения своей судьбы. Если это нельзя назвать отвагой, то я не знаю, что во всем мире способно так называться. И, когда вы будете отдавать свои голоса, думайте не о том, что нашелся человек, пожертвовавший собой ради своей госпожи, а о том, что его сердце сочло госпожу достойной такой жертвы. Сердце настоящего самурая… Все, Тору Ишикава сказал свое слово.

Дед степенно опустился обратно в кресло. Оппонент немного подумал и тоже плюхнулся на свое место, явно бормоча что-то нелицеприятное, но благоразумно делая это очень тихо.

– Вы уж определитесь между собой, кто я: самурай или наложник? – буркнул Морган мне на ухо.

– Одно другому не мешает, – промурлыкал я и довольно улыбнулся, услышав за спиной раздраженное шипение.

– Если других мнений нет, можно начинать голосование, – подвел итог коротких прений инвалид.

Поскольку возражений не последовало, на первый план выкатили самые обычные весы с двумя объемистыми чашами-платформами, к которым медленно и торжественно выстроилась змеящаяся по залу очередь сумеречных призраков.

Все это выглядело странной сказкой. Цирковым представлением. Мрачной постановкой какой-нибудь готической пьесы, донельзя нереальной, но успешно нагоняющей ужас. Тем не менее для девушки, стоящей в круге света, происходящее было… настоящей жизнью. Я смотрел на бледное лицо с застывшими чертами, не узнавая прекрасное, нежное создание, еще несколько дней назад покорившее мое сердце и воображение, не находил прежней заманчивой прелести нераспустившегося бутона, но почему-то все равно не мог оторвать взгляд.

Она была взрослой. Уже. Как будто прошедшие сутки вместили в себя десяток лет, а то и больше. Я ничего не знал о человеке, мужественно ожидающем сейчас чужого решения на глазах у сотен, а может, и тысяч людей. Наверное, и вечности не хватило бы мне, чтобы узнать изменившуюся Элисабет заново, но…

Я чувствовал, что время, да и все остальное, не имеет значения. Теперь уже не имеет. Пусть мне никогда не удастся разгадать эту загадку, довольно и самих поисков ответа, чтобы быть счастливым. А если они еще и станут совместными…

Шарики падали на чаши с тихим, глухим стуком. На одну. На другую. Поочередно. Сериями. Горстями. Но, когда стих звук последнего «голоса», весы замерли в полном и абсолютном равновесии.

Этого точно не ожидал никто: по залу прошла волна удивления, и накатившая вслед за ней тишина оказалась пронзительно-тревожной. Наверное, девушка и не могла выиграть, в конце концов, клану вряд ли было до нее какое-то дело, особенно учитывая наличие претендента-мужчины. И все-таки голоса разделились. Вот только что все случившееся означало и чем должно было обернуться?

– Я не помню подобного исхода за всю свою жизнь, – сказал старик на коляске, подъезжая к весам. – И история выборов не помнит. Но правила… Правила, написанные кровью наших предков, говорят на сей счет следующее: при равенстве сил двух сторон решение остается за третьей. И я обращаюсь к вам, дамы и господа! Любой из вас сейчас имеет право голоса. Если захочет заявить об этом. Любой из вас может оказать поддержку кому-то из претендентов.

Взять на себя судьбу клана, находящегося на грани раскола? Какой же сумасшедший на такое осмелится?! Я бы решился. Но мое слово в этой компании не весит ни единого гра…

– Семья Ишикава готова вручить свой голос и доверие госпоже Элисабет Арагона.

Слова деда прозвучали спокойно, расслабленно, с ленцой, за которой крылась высокая волна, готовая смести на своем пути людей, города и целые страны. И предчувствие цунами донеслось до самых отдаленных уголков зала, потому что ни единого звука больше не раздалось.

Старик на коляске выдержал паузу и провозгласил, как мне показалось, с некоторым облегчением:

– Король умер. Многие лета королеве!

Первым хлопнул в ладоши дед. Один-единственный раз, однако продолжать не потребовалось: аплодисменты лавиной начали накрывать окружающее пространство. Но девушка, по-прежнему стоявшая на своем месте, явно не верила своим глазам, ушам и прочим органам чувств.

Она вздрогнула, только когда шум оваций стих, сменившись уставшей от напряжения тишиной. Качнулась, словно ноги вдруг отказались ее держать. Сделала шаг вниз, с поля выигранного сражения, а потом, все увереннее и увереннее двигаясь, направилась прямо к нашему столу.

За моей спиной раздалось испуганное шебуршение, но в этот момент мне не было никакого дела до попыток Моргана поиграть в прятки: я во все глаза смотрел на нового главу клана Арагона. На новую королеву одного из криминальных королевств.

Меня, впрочем, взглядом не удостоили. Ни долгим, ни коротким, только обижаться на Элисабет не имело сейчас смысла: девушка была полностью поглощена своими мыслями и действиями, которые требовали совершения.

– Господин Ишикава, вашу поддержку невозможно оценить, и никаких слов благодарности не хватит, чтобы выразить мои чувства, и все же… – Тут она посмотрела прямо в глаза деду. – Я буду ждать объявления вашей цены.

– Элисабет-сан. – Тору-сама поднялся навстречу не должнику, а равному. – Я не потребую ничего невозможного, в этом можете быть уверены. Но мне нужно немного времени для размышления. Скажем, до завтрашнего дня.