А это значит, что она выпила больше, чем немного. Когда я захожу на кухню, мама перестает смеяться, и веселье исчезает с ее лица. Ее глаза лихорадочно блестят, а щеки и нос покраснели – признак того, что она уже хорошо приняла.

Она душа компании, лучшая подруга каждого, и я устал гадать, будет ли она достаточно сознательной, чтобы вернуться домой ночью или лечь в постель. Я так устал, что не могу заснуть, потому что не могу быть уверен, что ее не стошнит во сне. Она потратила деньги, которые были нам нужны. Приводила в наш дом странных людей. Она взвалила на меня огромное бремя. Мама мучила мою сестру, свою дочь.

Мама подвергла нас опасности.

Необузданная ярость проникает в мои вены, заставляя мышцы челюсти дергаться, а затем я замечаю, как мамина рука тянется к бутылке вина. Как реагирует мое тело на краю обрыва.

Мама заболела. Да и я тоже.

Но я верю, что скоро мне станет лучше.

Значит ли это, что она тоже справится?

В комнате воцаряется тишина, когда они замечают, что я стою рядом с Сильвией. Сзади раздаются шаги, а потом Мигель оказывается по другую сторону от меня. Друзья. У меня есть друзья, которые прикрывают мою спину.

– Ты сама расскажешь им, – говорю я маме, – или хочешь, чтобы я это сделал? В любом случае один сегодня все расскажет.

Мама начинает подниматься.

– Прошу у всех прощения. Вот что я имела в виду, когда говорила, что Сойер был в дурном настроении. Нам с ним нужно пойти домой и поговорить наедине.

– А где Люси, мама? – спрашиваю я, и она замирает совершенно неподвижно.

– Ты должен был забрать ее сегодня с балета, но не сделал этого, и не говори мне, что это был мой день, потому что это не так. – Мама моргает. – Ты же ее забрал?

– А где она провела вчерашнюю ночь?

– В своей постели.

– Попробуй еще раз. Вчера мы с ней ночевали в гостинице, но ты ведь этого не заметила, правда? Потому что ты привыкла поздно назначать свои рабочие встречи, так как отсыпаешься после бутылок вина, выпитых накануне вечером, и позволяешь мне позаботиться о Люси утром.

– Сойер, – мама спотыкается о спинку стула Ханны, но тут же прижимается к стене, – только не здесь. Мы не будем говорить об этом здесь.

– Я больше не буду молчать. Если ты не хочешь говорить о Люси, давай поговорим о нескольких бутылках вина, которые ты выпиваешь в одиночестве по выходным.

Мама становится белой как привидение.

– Ты должен остановиться.

– Или мы можем поговорить о выплатах алиментов, о которых ты солгала.

– Сойер! – кричит мама.

– Или мы можем поговорить о том, что случилось прошлой ночью, если ты вообще можешь это сделать. Ты вообще помнишь ее?

Мама запинается, и Ханна встает, чтобы обнять ее за плечи. Сильвия сжимает мою руку, и мне нужна поддержка, но это также и напоминание. Моя мама была первым взрослым человеком в этой комнате, который встал и обнял Сильвию, предлагая ей свое согласие в один из самых трудных моментов ее жизни.

– У тебя проблемы, мама, – я изо всех сил стараюсь говорить мягко, даже когда злюсь. Так невероятно злюсь. – Ты больна. Я все понял. Но ты должна хотеть стать лучше.

– Он лжет, – тихо произносит мама, но во второй раз она говорит громче. – Он лжет. – Теперь она обращается ко мне. – Я знаю, что у тебя были неприятности с отцом, и знаю, что тебе было тяжело влюбиться в девушку, которая умирает от опухоли мозга, но это не дает тебе повода приходить сюда и выдумывать ситуации, в которых ты ничего не понимаешь.

Я крепко зажмуриваюсь, когда Сильвия обнимает меня, а Мигель кладет руку мне на плечо. И оба жеста служат мне напоминанием проглотить гнев, который я хочу извергнуть на нее за то, что она причинила мне боль, и за то, что она продолжает делиться тайной Вероники. Напоминанием, что мои друзья тоже ненавидят то, что она только что сделала.

– У тебя проблемы с алкоголем, – мой голос низкий, полный ярости, но, по крайней мере, я не кричу.

– Да, я пью! Но все пьют! Вот что происходит, когда ты становишься взрослым!

– Только не тогда, когда ты не можешь это контролировать! – наконец кричу я. – Только не тогда, когда забота о тебе становится моей работой. Не тогда, когда ты приводишь в дом незнакомых людей посреди ночи и подвергаешь нас риску.

– У меня нет никаких проблем! – она кричит.

– Есть, и пока ты не признаешь это и не получишь хоть какую-то помощь, мы с Люси не будем жить с тобой.

Мама бледнеет и падает, как будто у нее подкашиваются ноги. Она стоит только благодаря своей хватке на стуле и помощи Ханны.

– Что ты сказал?

– Мы с ней уходим. Сейчас.

В ее глазах пляшут демоны.

– Ты не можешь уйти и уж точно не можешь забрать Люси.

Мое горло распухает, потому что я знаю, что следующие слова будут ножом в ее душу, предательством, которое она никогда не простит, но я не могу позволить Люси жить так, как я, и не могу позволить себе жить так дальше.

– Я напишу тебе, когда мы приедем к папе.

Мама бросается вперед, ударяется о стул, и я вздрагиваю, когда ее руки хватаются за столешницу, чтобы устоять на ногах.

– Так вот в чем дело? Неужели твой отец кормит тебя этой ложью? Неужели ты так отчаянно хочешь, чтобы он любил тебя, что делаешь из меня плохую мать?

Мне трудно дышать, и мои глаза горят, когда все оборачиваются и смотрят на меня. Мне семнадцать лет, и я не хочу этого делать. Не хочу быть взрослым в этой комнате. Я не хочу быть тем, кто умоляет мою маму понять, что у нее есть проблема. Не хочу разбивать ей сердце.

– Я люблю тебя, мама. И Люси тоже любит. Я скоро свяжусь с тобой. – Я смотрю на Ханну, умоляя ее понять, – у нее проблема, и нам нужна ваша помощь.

Я оборачиваюсь, почти ожидая, что Сильвия и Мигель остановят меня, но они этого не делают. Сильвия хватает меня за руку, Мигель поворачивается вместе со мной и идет следом, его рука все еще лежит на моем плече в качестве поддержки.

И моя мама тоже… она плачет, она кричит. А я изо всех сил стараюсь не обращать на это внимания.

– Ты была права, – говорит Сильвия, когда я открываю дверь в нашу квартиру, – Сойер определенно нуждается в своих друзьях, и прямо сейчас он действительно нуждается в тебе.

Если бы кто-нибудь сказал мне в августе прошлого года, что Сильвия Риччи придет ко мне домой в восемь вечера, я бы посоветовала ему провериться на наличие опухоли мозга. Но это забавно, как меняется жизнь, и то, что она стоит у моей двери, нормальнее не бывает.