Один взгляд в ее встревоженные глаза, и я хватаю слишком большую мне кожаную куртку отца с крючка на стене.

– Ви, – зовет папа, – я хочу, чтобы ты была дома к десяти.

Я кружусь на цыпочках, удивленная комендантским часом. Папа у раковины заканчивает мыть посуду, которую я помогала ему вытирать и убирать. Он стоит ко мне спиной, но по тому, как напряжены плечи, я вижу, что он в полной боевой готовности. Теперь он будет внимательно следить за мной. Внимательнее, чем хотелось бы.

– Не проблема.

Папа оглядывается на меня через плечо, и мой желудок сжимается. Вот оно – глубокое беспокойство.

– Я в порядке, пап, – говорю я.

Он рассеянно кивает и возвращается к тарелкам. Время. Нам с папой нужно больше времени проводить вместе.

Это заставит его чувствовать себя лучше. Но с Сильвией, стоящей у двери, и с Сойером, нуждающимся во мне, время вместе придется отложить.

Не в силах оставить папу таким расстроенным, я подхожу к нему и обнимаю. Он крепко обнимает меня в ответ, а потом бормочет что-то о том, что мне пора идти.

Мы с Сильвией уходим, и, как только оказываемся на переднем крыльце, я останавливаюсь, чтобы позволить ей вести меня. Она обходит дом сзади и, направившись к линии деревьев, включает фонарик на телефоне. Я делаю то же самое.

– Сойер и Мигель уже отправились в туберкулезную больницу. Сойер хотел сначала подняться наверх, чтобы побыть один несколько минут, но мы с Мигелем не посчитали это хорошей идеей. Я осталась здесь, у него дома, и собрала еще кое-какие вещи для него и Люси. Сойер не хотел задерживаться здесь на случай, если его мама вернется. Я обещала ему, что найду тебя, когда закончу, и приведу сюда. Он хочет увидеть тебя перед отъездом.

– Отъездом?

Сильвия сочувственно наклоняет ко мне голову.

– Он хотел сам сообщить тебе.

Я киваю, и мы начинаем крутой подъем на холм. Мы вовсю пыхтим, и на полпути вверх я начинаю потеть под папиной кожаной курткой. Хочется снять ее, хотя жестокий осенний воздух кусает мою обнаженную кожу.

Наконец мы добираемся до каменных ступеней заброшенной больницы, и, чтобы скорее увидеть Сойера, я прыгаю сразу через две. Сильвия колеблется внизу.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

– Это место пугает меня до чертиков, серьезно.

Я оглядываюсь вокруг: больница светится серебром лунного света. Сильвия очень напугана, и я тоже боюсь, но не призраков за закрытыми дверями. Я больше боюсь того, как сильно на Сойера нужно надавить, прежде чем он окончательно сломается.

– Иди, – говорит Сильвия и обхватывает себя руками, – я останусь здесь. Мигель сказал, что они на восточной стороне здания.

Нет, так не пойдет. Я протягиваю ей руку.

– Не думаю, что кому-то из нас нужно быть одному. – Теперь уже нет.

Сильвия осматривает окрестности, темноту и тени. Она смело поднимается по лестнице и переплетает свои пальцы с моими. Мы медленно идем по каменному крыльцу, и Сильвия поворачивает голову при малейшем звуке, ее широко раскрытые глаза бегают по стенам, как будто она готовится к нападению.

В глубине души я знаю, что никакого нападения не будет.

– Как ты можешь быть такой расслабленной? – спрашивает Сильвия. – Когда я росла в этом городе, то слышала о стольких ужасных вещах, которые здесь происходили. Все эти смерти, поверхностные медицинские практики, сатанинские ритуалы в уже заброшенном здании. Это место – сплошное зло.

– Так ли это? – спрашивает Сойер, когда мы поворачиваем за угол, и мое сердце подпрыгивает при виде его, прислонившегося к одной из каменных колонн.

– Я не думаю, что это место злое, – говорю я.

– Я тоже. – Сойер достает из заднего кармана сложенную стопку бумаг, и, если бы он не выглядел таким невероятно грустным, я бы улыбнулась. Это дневник Эвелин.

– Как ты можешь так говорить? – спрашивает Сильвия, выпуская мою руку.

Сойер смотрит на меня, протягивая бумаги Сильвии, и я утвердительно киваю головой. Он отталкивается от стены и отдает ей дневник.

– Когда закончишь, верни его Веронике. Он принадлежит ей.

Сильвия благоговейно берет бумаги, и Мигель обнимает ее за плечи.

– Давай дадим им немного времени. – Мигель смотрит мне прямо в глаза. – Когда вы закончите, не дай ему уйти без меня.

– Ладно, – говорю я. Они уходят, и я обращаю на Сойера все свое внимание. – Ты им сказал.

– Я больше не буду молчать о маме.

– Я так и думала, но это не то, что я имею в виду. Ты же сказал им, что прыгаешь.

Неуверенный в себе, Сойер засовывает руки в карманы.

– Мне показалось, что это было правильно. Если я сдаю маму, то, наверное, должен сдаться и сам.

Я провожу пальцами по его запястьям и вытягиваю его руки из карманов. Он подчиняется и притягивает меня к себе, чтобы обнять. В тот момент, когда кладу голову ему на грудь и чувствую его сильные руки вокруг себя, я закрываю глаза. Весь стресс, напряжение, страх, запертый внутри меня, улетучиваются, и я хочу, чтобы мы могли остаться так навсегда.

Сойер целует меня в голову и прижимается ко мне щекой. Его длинный вздох говорит мне, что он тоже искал покоя, и, по крайней мере, на эти короткие несколько минут он его нашел. Сойер снова вздыхает, но на этот раз с тяжестью. Я неохотно отстраняюсь, и он берет мои руки в свои.

– Что же случилось? – спрашиваю я.

– Я сцепился с мамой на глазах у всех ее друзей в доме Сильвии.

Мои брови поднимаются вверх.

– Вау.

– Действуй по-крупному или сдавайся, так? – Он пытается улыбнуться, но у него ничего не получается.

– Ну, и как все прошло?

– Плохо. Настолько плохо, что я не уверен, простит ли она меня.

– Она простит, – говорю я, но не знаю, правда ли это.

Я надеюсь, что это станет катализатором для нее, чтобы она захотела получить помощь, но я также знаю, что отстойная часть свободной воли заключается в том, что мы не всегда выбираем мудро.

– И что теперь будет?

Сойер пожимает одним плечом.

– Я позвонил отцу и сказал, что мы с Люси приедем сегодня вечером и что у нас с мамой проблемы.

– И как он это воспринял?

– Я не оставил ему особого выбора, но он вроде бы не против, – в его голосе слышно беспокойство. – У него было много вопросов, но я сказал ему, что ничего не скажу, пока мы не доберемся до него.

Я смотрю в пол. Как будто подо мной разверзлась дыра, и я падаю. Сойер делает то, что нужно, и мне ненавистно, какие последствия это будет иметь для меня. Он уезжает и сам не знает, надолго ли, но, насколько я понимаю, он уезжает навсегда.