Наверное, одному с другим сочетаться не полагалось. Чтобморда не треснула.

Выступили впятером. Сам Иван, Борис с Глебом да Альберт сВеней. Гринберг от похода отвертелся. Сказал, что пойдет навестить больнуюВиринею, и помахал на прощание ручкой. Кудеяр не стал употреблять власть.Говорил же Скудин-старший о кобеле, устремившемся по любовным делам, что пёс «всвоём праве»…

Хоть и говорят, добрым нойдой был Риз, а вот умиратьзабрался на самую что ни есть кудыкину гору. (Если подумать, кстати, –потому, может, и забрался.) Веня с Альбертом уже готовы были спрятать мужскоесамолюбие в карман и начать жаловаться вслух, когда наконец между двумякосматыми вараками открылось устье мрачной неприветливой долины. Она называласьХолодное. И вела к подножию Горы Мёртвых.

– Засаду устраивать – лучше места не выберешь, –Боря Капустин покачал головой, улыбчивое лицо сделалось суровым исерьёзным. – Готовая западня!

Действительно, каменный мешок. Мрачное, дышащее древнимиповерьями место. Вокруг только молчаливые хребты гор – и не правдоподобнаятишина. Незаходящее солнце струит медленно льющийся свет. В небе дымка, и светотбрасывает расплывчатые, нерезкие тени. Колдовское безмолвие лишает слуха,настраивает на мистический лад. В звенящем молчании можно расслышать голосагор, хранящих вечные тайны. На дне долины, у подножия отвесных утёсов, покоятсятёмные зеркала-озёра с величаво плавающими льдинами, похожими на лебедей… Аможет, не врут лопарские сказки и где-то совсем рядом помещается вход в СтрануМёртвых, куда, как известно, в старину люди ходили пешком?..

– Брось, Боря, – усмехнулся Скудин. – Кому мына фиг нужны. – Пожал плечами и первым двинулся вдоль русла бойкого ручья,приглушённо звеневшего между камней. – Всё тебе Сьерра-Леоне мерещится.

– О-о… – отозвался Капустин. Ему сразу вспомнилсянепроходимый буш и засевшие в нём так называемые повстанцы. Борцы за свободу,как именовали их какие-то правозащитники. Оно понятно, правозащитники никогдаживьём не встречали сьерра-леонских людоедов, обкурившихся местнойразновидности гашиша и вооружённых автоматами Калашникова с прикладами,отпиленными для красоты… Короче, Борис сразу успокоился, уже другими глазамипосмотрел на окружающий ландшафт.

– А вроде и ничего, – сказал он. – Толькомрачновато немножко. Как-то не тянет рыбку половить…

– А я ловил, – отозвался Скудин, необорачиваясь. – В детстве. Дурак был, ничего не боялся.

Не скоро, но всё же они дошли до подножия Горы Мёртвых,поднялись по скалистому, заросшему цепким кустарником склону. Камень, в которыйпревратился нойда Риз, был огромен, не меньше лопарской вежи размерами, авесил, понятно, многие тонны. И растительность вокруг него была очень странная.Можно подумать, не заполярный Север, а прямо-таки Дальний Восток – какие-тогигантские лопухи, мох нежно-розового цвета, могучая, словно бамбук, коленчатаятрава в полтора-два человеческих роста… Траву оплетали шипастые, очень длинныелозы. Ветра не было, и тишина, стоявшая в зарослях, буквально резала уши. Дажекомары молча пикировали на пришельцев… Древняя Самиедна[127]не собиралась открывать свои секреты кому попало и за просто так.

– Если верить знающим людям, сейды летают… –Скудин, словно здороваясь с хорошим знакомым, погладил шершавый бок камня,потом поднялся на цыпочки и нащупал рукой гладкий, будто оплавленный, маленькийкратер: – Говорят, вот сюда во время грозы всякий раз ударяют молнии. Онинапитывают дух шамана небывалой силой…

– Иван Степанович, – почему-то понизив голос,обратился к Скудину Альберт, – а вы сами… верите?

Кудеяр пожал плечами:

– Где-то я вычитал, что, если рассматривать радугутолько как преломление света в дождевых каплях, жить будет скучно… Поэтомускажем так: верю частично. По принципу – сказка ложь, да в ней намёк.

Если бы его спросили, он мог бы рассказать, как в разноевремя и в разных странах, не только в России, видывал кое-что, чему поортодоксальной науке отнюдь не полагалось существовать. Но его не спрашивали, асам он был не словоохотлив.

– Не знаю, как поживает дух нойды, а вот камень фонит,и прилично! – Веня Крайчик разложил приборы, принялся щёлкатьтумблерами. – Не Чернобыль, конечно… но радиационный фон заметно повышен,поэтому, может, и растительность мутирует… – Он кивнул на могучий,разлапистый лопух, украшенный двухцветными, словно шашечки такси, подпалинами. –Вот ведь какой красавец!

– И геоаномалия очень сильная, – вскореконстатировал Альберт, деловито обошедший вокруг сейда с рамками вруках. – Сплошные энергопотоки с высокой напряженностью полей! – Онвзялся за гравиметр, и в его голосе послышалось изумление, смешанное сиспугом. – Венька, глянь! Ни хрена ж себе!

Камешек был ещё тот. Около него нагло нарушались законыгравитации. С северной стороны вес предмета уменьшался, с южной, наоборот,увеличивался… Очередная чертовщина?

– А завтра, – предположил Веня, – этот Репт-Кедгирешит на нас обидеться и вообще снимется да улетит… – Он выпрямился и,повторяя движение Скудина, почтительно погладил валун. – Ты уж не улетай,пожалуйста. Хорошо?

– Жрать что-то хотца, командир… – Боря Капустин,быстро уставший от общества занятых своим делом учёных, закурил и глянулвопросительно на Скудина. – Может, перекусим?

– Ты зелье-то диавольское загаси да окурок в карманспрячь. – Скудин, впрочем не шутил, и Борис мгновенно послушался, отметивпро себя, что с лица Кудеяра не сходило выражение готовности к действию. –И перекусывать здесь, Боря, не будем. У меня такое чувство, будто нас здеськто-то держит на мушке. Давайте-ка сваливать…

Он повернулся к впавшим в исследовательский транс Вене сАльбертом, махнул рукой:

– Эй, руссо туристо! Цигель, цигель, айлюлю потом!

На прощание сделали несколько снимков (цифровой камерой,чтобы не связываться с проявкой-промывкой-печатью, а сразу посмотреть накомпьютере результат), по очереди запечатлелись на фоне огромного камня, гигантскихлопухов и трёхметровой осоки. Экзотика! Ни в какой Шарм-эль-Шейх ехать не надо…

В лагерь возвратились только к ужину – усталые, но на сейраз относительно довольные. Веня и Альберт уже не пытались изобразитьнесокрушимых «мачо», тащились, словно сонные мухи. Однако ж дошли.Путешественников ждали баня, вкусный ужин и ворчливый профессор Звягинцев,маскировавший таким образом бессилие и досаду.

Блаженство было бы почти полным… если бы не истошное пениеЭдика под многоваттный аккомпанемент припёртого в тайболу караоке. Причём ввыборе репертуара генералов сын проявлял завидное постоянство. Из мощныхдинамиков неслась всё та же неизобретательная похабщина с рифмами типа«кооператив – презерватив». Скудин сразу отметил, что больно уж весело пел«резвый мальчонка». С подозрительной легкостью на сердце.