Может, она и добилась бы от него того, чего хотела, ибопальчики ее были на диво ловки и умелы, однако тело Григория враз заледенилоужасом. Ну, словно бы куржак окутал все его естество! Еще бы…

Ведьма. Нет, она точно ведьма! Ладно, успела так быстровыбраться из подземелья, но как сюда-то попала прежде его?!

Он мгновенным взором окинул каюту, словно пытаясь разглядетьв каком-нибудь углу то самое помело, на котором прилетела Джилья. Не найдя,несколько успокоился и нашел в себе силы вырваться из цепких распутныхпальчиков.

Кажется, еще никогда в жизни он с таким проворством невпрыгивал в штаны! Затянув пояс, почувствовал себя уверенней. И даже сердцевроде бы перестало частить.

Джилья вздохнула с видимым сожалением:

– Вижу, вы так и не поумнели, друг мой. Ну что же, нет такнет… Собственно, хоть вы и обольстительный мужчина, не больно-то задирайте нос:я делала это не столько ради вас, сколько ради вашего брата.

Кровь ударила в голову. Что? Она и до Прошки добралась?! Эташлюха с мозолистыми недрами – и его брат, глупый мальчишка?!

Молниеносным движением выбросив руку вперед, он успелсхватить Джилью прежде, чем она отпрянула, и, стиснув ее тонкую шейку, подтащилк себе.

– Ревнуешь? – хрипло промурлыкала она.

Григорий нажал сильнее – и в глубине зеленых глаззаплескался страх. Это его отрезвило. Оттолкнул так, что Джилья рухнула наоткрытый сундук и провалилась туда своим узким, плоским задом, нелепо взболтнувв воздухе ногами.

Григорий прищурился. Он ненавидел мужиков, которыеизмываются над бабами и унижают их, но зрелище унижения этой твари доставилоему небывалое наслаждение.

– Да ты спятил, orso [50]! – взвизгнула Джилья, с великимтрудом выбираясь из сундука. – Зачем мне нужен этот несмышленыш?! Я имела ввиду, что, если бы мы с тобою поладили, я, так и быть, снизила бы цену!

Эта дура вознамерилась взбесить его загадками?

Грозно сверкнув на нее глазами, Григорий рванул дверь,гаркнул:

– Прошка! – И осекся, увидев брата, приклеившегося к косяку.

Подслушивал? Тем лучше, ничего не надо объяснять. Втащилбрата в каюту, снова захлопнул дверь:

– Н-ну?!

Прокопий глянул исподлобья. Круто заломленная бровь Григорияне предвещала ничего доброго. Неужели вдарит? Эх и зол… Никогда его Прокопийтаким не видел! Впрочем, он тут же вспомнил, что Григорий никогда его и пальцемне трогал, хотя грозился бессчетно, а потому несколько приободрился и даженашел силы вытолкнуть из себя затаенное дыхание, образовав звуки:

– Н-ну, я, я… ей по-по-сулил… это…

– «По-по»?!. – заклекотал Григорий на пределе ярости, иПрокопий отрапортовал:

– Я ей посулил за твое спасение сто тысяч золотых, но она небрала ни гроша, покуда ты не сбежишь и не воротишься на корабь.

– «На кора-абь»! – передразнил Григорий, огромными,неистовыми шагами меряя каютку. Четыре шага вдоль, три – поперек.

Прокопий и Джилья как зачарованные следили за ним… В зеленыхглазах полыхал опасный огонек, а черные были полны недоумения.

С чего это Григорий так раскипятился? Конечно, ценаздоровенная, но ведь это же плата за его свободу. Да и не похоже на него – переживатьиз-за денег. Для него своя жизнь – полушка, а золото – черепки, он сто раз такговорил. Нет, тут что-то не то…

Григорий резко остановился, и размышления Прокопия испуганнозамерли.

– Деньги готовы?

– Готовы, готовы! – торопливо закивал Прокопий.

– Ну так давай!

– Сейчас принесу. Они в капитанской каюте! – Прокопийметнулся к выходу, и тут Джилья издала какой-то странный звук, напоминающийшипение. Кажется или физиономия ее и впрямь вытянулась?

Григорий бросил на нее быстрый взгляд – и вдруг черты егосмягчились, губы задрожали в улыбке:

– Чего это тебя разбирает, bella donna? А, понимаю… Не тамискала, да? Ну, ты полная дура, если решила, что Прокопий будет все нашисокровища в сундуках держать! Значит, это ты тут насвинячила? – Он поднял спола кожаную безрукавку, на которой отчетливо отпечатался грязный следмаленькой ножки, брезгливо встряхнул. – Хоть бы на место положила, коли бралачужое!

– Ничего подобного! – вскипела Джилья. – Нужно мне твоебарахло! Я, конечно, кое-что трогала, но все это, – она поддела носком кучкуодежды под лавкой, – так и валялось где попало.

– А ничего бы от тебя не отвалилось, коли прибралась бынемножко! – задиристо вмешался Прокопий. Он вполне ободрился, поняв, что гневбрата направлен вовсе не на него. – Чай, баба! Да другая за те два часа, что тытут сиднем сидишь, уже такую чистоту бы навела, что любо-дорого поглядеть!

Он умолк, увидев, каким победительным огнем сверкнули вдругкошачьи глазищи Джильи. Что ж он такого сказал… чему она так обрадовалась? Ипочему так побелел Григорий? Почему шатнулся? Да он же сейчас упадет!

Прокопий бросился к брату, обхватил что было силы, и тоттяжело налег на его плечо.

– Ты что? – залепетал Прокопий, едва владея дрожащимигубами. – Тебя ранили, что ли, когда бежал? Что же ты не сказал?! Да я сейчас…вот, перевязать!

Он потянулся к какой-то рубахе, повисшей на лавке, ноГригорий отстранил его, выпрямился, заглянул в лицо – и Прокопий просто ошалелот страха: светлые глаза брата – как два огненных угля! Вот он перевел взглядна Джилью – и та прямо-таки заюлила, словно ее прожгло до самого нутра.

– Два… часа? – с расстановкой повторил Григорий. – А кто жеостался там?

* * *

Пока Прокопий недоумевал над вопросом, Джилья справилась ссобой, а если даже и нет, то приняла такой равнодушный вид, словно ей и море поколено.

– Где? – небрежно подняла брови, но Григорий только шагнул кней – и она невольно отпрянула.

– Где?! Знаешь где! Ты говорила, что сама придешь за мной!Кого ты подослала? Кого я оглушил и бросил в камере?

– Оглушил и бросил?! – взвизгнула Джилья. – Так вот что меняожидало? Вот какую участь ты мне приуготовил – и это в благодарность за все моистарания! Да если бы я только могла подумать!.. – патетически выкрикнула она.